Рубиновый лес. Дилогия

– Мы переночуем, – повторил он тоном, не терпящим возражений. – Прежде ты никогда не жаловалась на сахарную болезнь, а теперь вон как. Лишнее доказательство того, что я всегда прав. Спешка может стоить тебе здоровья, Рубин, а заодно и мне с Кочевником. Потеряешь сознание – и если вниз не упадёшь, то вторую руку оторвёт, не дай боги. – Солярис красноречиво дёрнул меня за крепления на поясе, а затем за костяные пальцы, торчащие из-под плаща. – Какой будет толк от тебя, больной, в Надлунном мире? Это меня жалеть нечего, не мне континент по частям собирать да с богами хороводиться. Если не успеем до окончания летнего Эсбата, то подождём осеннего. Или ещё что придумаем. Хотя нет, не слушай меня. Всё мы успеем. Я костьми лягу, чтоб успели.

Солярис потрепал меня по волосам, как ребёнка, и едва не расплёл мои и без того неаккуратные косы. Вечно упрямое выражение его лица смягчилось, когда я принялась усердно жевать клюквенный мармелад, набив щёки, чтобы случайно не огрызнуться на этот его излюбленный, но отнюдь не романтичный жест.

Всё, что мне оставалось, – это смириться. Возможно, оно было к лучшему… Ведь небо над головой по-прежнему оставалось чистым. Где же они? Неужели так сильно отстали? Однако если я и могла доверять беспрекословно кому-то из тех, кто остался в Столице, то только Мелихор и Сильтану. Поэтому даже когда небо окончательно потемнело, а Кочевник всё-таки разбил костёр из высушенных дыханием Сола ветвей, я продолжала верить и ждать.

Как оказалось, не зря.

– Не двигайтесь.

Команда Сола прозвучала резко и тихо, как шелест деревьев, потревоженных ветром. Лишь драконий слух мог уловить приближение чужаков, когда их не было видно и за лигу. Потому Солярис вскочил с разложенных вокруг огня подстилок без видимых на то причин и, схватив флягу с водой, мигом затушил костёр под возмущённые ругательства Кочевника, как раз жарящего на нём пойманную белку. Темнота, где средь болотных топей клубилась мгла и тоскливо квакали жабы, сделалась непроницаемой. Я невольно запрокинула голову к ночному небу, но не смогла разглядеть на нём ничего, кроме пары светящихся глаз, которые по незнанию можно было принять за звёзды.

– Я же сказал не двигаться! – прорычал Солярис где-то во тьме, когда Кочевник, судя по звуку, рванул с места. Затрещал хворост, и взмыли вверх искры от растревоженных углей кострища.

– Не могу я не двигаться! Комары кусают! Ай, ой!

Что-то упало. Не то Кочевника ужалило очередное насекомое, не то Солярис, прекрасно ориентирующийся в темноте, зарядил в него обугленной головешкой. Я же осталась сидеть на месте, как велели, – на телячьей выделке с льняным покрывалом, на краю которого перебирала свой походный мешок и карты, готовясь ко сну, – и заворожённо смотрела на то, как горящие глаза в небе обрастают очертаниями массивных гребней, пикируя к нам на землю.

Хворост снова затрещал, но на этот раз гораздо громче, будто валун с холма прикатился. Солярис вздохнул не менее оглушительно, причём дважды – сначала от того, что принюхался, а затем от того, что узнал пойманный запах.

– Огонь мира сего! Будь прокляты эти семейные узы, из-за которых я не могу по’отивашер виши бэр. Что вы делаете здесь, илириотис?!

Солярис так редко снисходил до драконьей речи, больше напоминающей змеиное шипение, что я втянула голову в плечи. А когда вспомнила, что эта фраза переводится как «отрывать бошки» (иногда Сильтан учил меня чему ни попадя, хоть я и не просила), то решила помалкивать и подавно. Костёр снова вспыхнул высоко-высоко от дыхания Сола, и пламя его осветило сразу несколько силуэтов, стоящих напротив.

– Не кричи. – Сильтан цокнул на осклабившегося Соляриса языком, как цокают на младших братьев, призывая их вести себя в гостях поскромнее да потише. – Вы уже ужинали? Я страсть как голоден! Такие длинные перелёты требуют моря энергии. Тот клюквенный мармелад, который Руби забирала перед отлётом с кухни, ещё остался?

– Я тоже хочу! – крикнула Мелихор из-за куста, куда нырнула, чтобы переодеться.

Шурша листьями и тканью, спустя минуту она вышла в одном из моих хангероков. На Сильтане тем временем уже красовалась туника, в кои-то веки самая простая, не блестящая и совсем без позолоты, но зато облегающая плоский живот, как вторая кожа. И он, и Мелихор выглядели взмыленными, но крайне довольными собой и своей пунктуальностью. Или, возможно, тем, что им удалось довести Соляриса до белого каления.

– Что. Вы. Здесь. Делаете?! – повторил тот, дробя слова рычанием. – Вы следили за нами? Зачем?!

Решив, что больше тянуть некуда, я разгладила руками складки плаща, в котором пряталась от назойливых насекомых, и медленно встала с места.

– Это я их позвала.