Рубиновый лес. Дилогия

«Это ты ко мне с просьбой обратилась, а не он. Но раз, говоришь, не твоя награда… Хорошо, я приду к нему, когда время настанет».

Мои шаги были такими же быстрыми, какими вмиг сделались удары сердца. Каждая секунда вдали от полуразрушенной башни, куда я мчалась со всех ног, подхватив полы подпоясанной туники, казалась мучительной вечностью. Это заставило меня бежать ещё быстрее, спотыкаясь. Будто я снова очутилась на Селенитовом острове и снова бежала от проклятия, только уже другого. Волки же выли, взывая к своей матери и круглой луне, жемчугом висящей над замком, и я немо молилась, чтобы успеть до того, как они замолчат. Коридоры сплелись, запутались, выстеленные факелами и петроглифами, но в конце концов я миновала южное крыло, за которым, как за краем мира, разлилась темнота. Правда, там же она кончилась: чуть дальше, из башенной комнаты, заставленной бесхозной утварью от стены до стены, тёк зернистый свет и струились тени.

– Волчья Госпожа!

Свечное пламя всколыхнулось от ветра, влетевшего в башню вместе со мной, и подняло на дыбы страницы книг, разложенных у Соляриса на подоконнике. Он читал их по очереди, сидя в кресле, и шустро перемещал плотную шерстяную закладку со строчки на строчку. Обложка той, что была раскрыта у него на ногах, вытянутых до края стоящей рядом постели, давно пошла плесенью и рассыпалась до самого переплёта. Должно быть, поэтому Сол и взялся за неё первой: он всегда считал, что чем древнее книга, тем сокровеннее знания, изложенные в ней. Оттого и оторвался от текста с таким недовольным видом, подняв на меня светящиеся в полумраке глаза.

– Что? – переспросил Солярис. – Что ты сказала?

– Вой… – выдавила я, прислонившись к снятой с петель двери, лежащей под сводом арки, и ткнула пальцем в надколотый витраж у него за спиной. Точнее в то, что было за ним.

Сол лениво повернул голову к окну, и оно мгновенно запотело от его дыхания.

– Ах, ты об этом. То просто волки свой месяц величают. Только посмотри, что на улице творится! И не так взвоешь.

Я перевела дыхание, держась за сердце, выпрыгивающее из груди после бега, и подошла к окну возле Сола.

– Невероятно, – прошептала я, мечась между ужасом и благоговением. Узоры инея ползли по стеклу, а дальше, прямо за ним, сыпал крупный снег, точно сверху вывернули подушки с лебяжьим пухом. В кромешной ночи не было видно ни леса, ни маковых полей, но я не сомневалась, что если ступлю за порог замка, то тут же окажусь в сугробе по самые уши. – Но только вчера ведь тепло было! Кочевник с Мелихор за сливами ходили…

– Боги лишь дали нам отсрочку, чтобы мы успели пополнить запасы на зиму. Тебе ли не знать, что всё в мире стремится к порядку, – напомнил Солярис, сдвинув закладку ниже. Пока я приходила в себя, оправляясь от изумления и разочарования, он успел прочесть ещё полстраницы. – Осень закончилась. Пришла зима.

«И волки воют, встречая её, а не Госпожу», – поняла я, прижавшись лбом к окну удручённо, но отдёрнулась: лоб заныл почти сразу, обожжённый лютующим снаружи морозом. Природа забирала своё жадно, ненасытно, будто гневалась, что кто-то посмел ею распоряжаться. Оттого мороз и не разгуливался накануне, а ударил сразу, без обиняков; ворвался к людям, как дикий зверь, просидевший на цепи слишком долго. Уже утром то, что вчера было покрыто золотом, подёрнется серебром, и весь недособранный урожай сгниёт до следующей половины Колеса.

– Ты устала, – произнёс Солярис, опуская книгу, и взгляд его стал беспокойным, а оттого острым. Он оцарапал им синяки под моими глазами, впавшие щёки, а затем и руки. – Пальцы в чернилах, запястья и рукава тоже. Заседание Совета разве не закончилось ещё на закате?

– Вот только долг королевы не заканчивается никогда, – вздохнула я, усаживаясь на подоконник поверх вкраплений старого воска.

– В чём тогда смысл быть королевой, если работаешь на износ, как паховая лошадь?

– Ну, зато у меня есть слуги, мягкая перина и много-много драгоценностей, – принялась шутливо загибать пальцы я. – Ах да, ещё собственный дракон.

Солярис закатил глаза и, не став спорить – в своей лени он всегда был непреклонен, – снова вернулся к замшелой книге. Несколько страниц посыпалось прямо у него в когтях у меня на глазах, и, раздражённо цокнув языком, он осторожно вынул их из переплёта и отложил в сторону, а после продолжил читать то, что уцелело. Льняная рубашка, растянутая до груди, спускалась с одного его плеча, а слишком длинные рукава мялись у ладоней. Сол сидел босым, не озаботившись даже тем, чтобы завязать шнуровку на штанах, – видимо, готовился ко сну и собирался снять их, но зачитался, как обычно. Растрёпанный, немного сонливый вопреки той бодрости, с которой он перелистывал страницы, Солярис выглядел таким уютным и спокойным, что моё расстройство немного притупилось. Пока волки снова не завыли где-то вдалеке.