Рубиновый лес. Дилогия

– «С той поры Колесо года что ни повернётся, то злато и блага Дейрдре принесёт, – продолжила читать я, прочистив горло. – Пять десятков поворотов с последних бед – и все истории о том, как Королева Драконоподобная забытую волю предка, Великой Королевы, исполняла. И жила столь же светло и благодатно, как она. И столь же долго».

Переплёт книги был тугим и твёрдым, а кожа – мягкой и блестящей от дорогого воска. Дописанная в месяце зноя, что предшествовал текущему месяцу зверя, и доставленная ко мне меньше чем за неделю, эта книга была особенной, потому что посвящалась мне одной. Оттого я и листала непривычно белые страницы так осторожно, а читала бегло и скомканно, торопясь добраться до заветной её части, что всегда называлась одинаково. «Славные имена и народные прозвания».

– Королева Драконоподобная, значит. Хм, не так уж скверно, как Лукана причитала, – вздохнула я довольно и заскользила ногтем дальше по строчкам. – «Хазар Тиссолин она была, что для небес созданий “Коронованная Сердцем” означало, – неровня Старшим из созданий тех, но та, чьему слово их слова вразрез идти не имели силы». Так-так, что там дальше… Костяная Принцесса? Ох, неужели? – Я мельком глянула на своё левое запястье, действительно прозрачное до костей, и невольно встряхнула им, чтобы спавший рукав его прикрыл. – Королева Проклятая, Дочь Тирана, Королева Светозарная… – А затем запнулась, почувствовав горечь во рту. – Солярис, ты слышал? Светозарная! Так меня Ллеу однажды назвал. Будто вчера это было. Мы тогда собирались лететь на Керидвен, и я стояла в… Ауч!

Каждый раз, когда Солярис расчёсывал мне волосы, я вспоминала о прошлом. Сначала детство, когда он делал это впервые, неумело и грубо, скорее выдёргивая локоны, нежели перебирая их. Затем я вспоминала день накануне сейма и редкие дни после, когда Матти отбыла в Сердце, а мои волосы отросли до той длины, что я не могла управиться с ними в одиночку. После же я вспоминала нашу свадьбу – не сам праздник, полный музыки и драконьих танцев под луной, а ту крепкую косу, какую Сол мне заплёл. Согласно дейрдреанской традиции, такой же крепкой была его любовь ко мне и так же нежно, как он обращался с моими волосами, он клялся обращаться и со мной, своей женою, всю жизнь.

С тех пор Солярис заплёл мне тысячу кос, и с каждым разом навык его улучшался: пальцы становились гибче и ловчее, движения мягче, и ни разу за долгие годы он не дёрнул меня за прядь так сильно, как сейчас.

Схватившись за ноющий затылок, я с немым возмущением обернулась к нему, сидящему на постели у меня за спиной. Тогда Солярис молча указал пальцем вниз, на воронку из сшитых и скомканных одеял, откуда тянулись маленькие цепкие ручки. Мои волосы раскачивались прямо над ними, но то и дело выскальзывали.

– Ах, ты тоже хочешь заплести мне косу, Джёнчу?

Джёнчу – так назывался жемчуг на драконьем языке, что было его именем истинным, причитающимся по роду, крови и трону, – сонно зевнул в ответ, пробуждённый не то моим голосом, не то бурей за окном, а затем снова потянулся вверх, к моим волосам. У самого они были светлые, как песок с морского дна, в котором вилось неестественно сверкающее золото. Бирюзовые глаза были тем сокровенным, помимо драгоценного имени, что королева Дейрдре даровала всем своим потомкам без исключения. Когда эти глаза впервые загорелись на фарфоровом лице с чертами до боли знакомыми, но не моими, то мне подумалось, что две части наших с Солярисом душ наконец-то обрели собственное тело.

– Ай, ай, ай!

Я наклонилась к Джёнчу за поцелуем, и он наконец-то получил желаемое – ухватился за мою прядь всем своим кулачком. Затем дёрнул на себя, как поводья, и повис. Солярис засмеялся, поправляя ему задравшуюся рубашечку вместо того, чтобы помочь мне. Поэтому, отцепив от себя Джёнчу и вернув того обратно в импровизированную колыбель, я первым делом взялась за костяной гребень, который Сол отложил на подоконник, и посмотрела на него серьёзно.

– Знаешь, что-то ты больно весёлый в последнее время.

– А чего ж не веселиться, когда дом – полная чаша? И дела все переделаны. Крышу починил, яблони обобрал, горох посадил…

– Какой умница. Значит, заслужил награду. Давай и тебя заплетём.

– Ай! Перестань, Руби. Прекрати!

Солярис отодвинулся, выдёргивая свою копну из моих пальцев и гребневых зубцов. Та скользила, как настоящий шёлк, и сверкала бессмертным перламутром. Он отпустил волосы тогда же, когда я впервые обрезала свои, отчего теперь они у нас были одинаковой длины – у обоих до середины спины.

– Я завтра же состригу их.

– Только попробуй!