Рубиновый лес. Дилогия

Конечно, красные маки на поле за замком и поиск снежных анемоний, которые теперь, по слухам, росли не только в горах, но и у их подножия, были далеко не единственным его увлечением. Длинный меч Джёнчу тоже умел держать, но куда лучше обращался с когтями на руках – отец показал, как обернуть их вечно мешающуюся длину себе на пользу; как щетинить чешую, покрывающую тыльную сторону его левой руки до самого локтя, и как защищать ими и защищаться.

Закатав рукав праздничной рубахи, вышитой традиционным узором Дейрдре, Джёнчу мог смотреться в эту чешую, как в зеркало, – глянцевую, перламутровую, под стать его имени. Украшения он любил тоже, охотно носил подшейные гривны и заколки в волосах – особенно ему нравились костяные, китовые, молочно-серого цвета, – а ещё серьгу с полупрозрачным ажурным крылом, как у бабочки, которую ему Сильтан подарил (скорее всего, одну из его сундука с сотнями тысяч таких). Также Джёнчу обожал читать, и вправду ничуть не уступая в этом отцу. Засиживался с книгами в библиотеке подолгу или прятался с ними под простынёй, чтобы настырная Цици не выхватила ту из рук да в очаг не кинула, шипя, что чрезмерное количество книг людей дурит даже больше, чем другие люди. Ещё Джёнчу любил острую и пряную пищу, но не любил сладкую (разве что черничные тарталетки). Музыку предпочитал тихую, но звонкую, не как тальхарпа, которая больно била по ушам, а как древесная флейта, на которой играла Цици. И ему нравился сейд – правда нравился, хоть и требовал пускать свою кровь. Зато какие искусные и редкие чары научил его плести Ллеу, младший брат Луканы, названный так в честь их покойного дяди-сейдмана и явно унаследовший те же таланты! Джёнчу нравилось сбегать вместе с ними тремя – и их средней сестрёнкой Золи – в город, гулять по Столице, набросив на сверкающую голову капюшон и притворяясь втроём бедняками под чарами сейда. Именно там Джёнчу впервые попробовал эль – и там же его впервые стошнило после него. Первые игры в закотомки с трактирными девками, первые купания в проруби, первые раны от мечей и драконьих когтей – всё это тоже было там.

«Нежный, но не изнеженный, – сказала ему Цици, когда вытряхивала из его золочёных волос снег после того, как он вылетел из таверны носом в сугроб за драку. Правда, затеянную не по его желанию, а ради чести Цици, которую пришлось отстаивать перед пьяным и грязным хускарлом. – Не дракон и даже ещё не мужчина. Превратиться не можешь, укусить как следует тоже, да и дерёшься так, будто мельнице подражаешь, только когтями машешь. Но до чего упрямый! Встаёшь, даже когда падаешь… И как вообще боги создали вас таких, полулюдов? Как ты вообще появился такой? Пф-ф. И, главное, почему нравишься мне?»

Там же случился его первый поцелуй. Там же Джёнчу понял, что влюбился.

Но ни Сильтану, ни кому-либо ещё знать об этом было вовсе не обязательно. Скрытность – ещё одна его черта. Для всех, кто не он и не Цици с Луканой, Джёнчу любит только цветы, и всё.

Он невольно посмотрел на неё через стол, пробрался взглядом через плотно сидящие ряды хирдманов и нашёл васильковый затылок с колечками локонов, спускающимися по спине, как вьюнок. Диадема с весенними хризолитами, которую он подарил Цици накануне, оказалась немного велика и смешно сползала ей на лоб, а запястья с рельефом шрамов от оков из чёрного серебра, теперь украшали его же браслеты. Джёнчу знал, что она тоже постоянно поглядывает на него, но, правда, только тогда, когда не поглядывает он. И что щёки у неё сейчас красные, поэтому она и пересела к помосту спиной, делая вид, что жуёт свиную рульку. Насильно сюда привезённая, но оставшаяся добровольно, Цици всегда находила, чему возмущаться, и морщилась соответствующе. Даже когда её хвост, по-кошачьи тонкий и длинный, едва не завязывался узлом от восторга, как сейчас. Даже когда на самом деле она переживала и смущалась.

Ведь тот самый их поцелуй случился только вчера.

– Ты драгоценный господин… – начала Рубин вдруг, вернувшись на своё место после прогулки по залу. К этому моменту молодой ярл Найси как раз закончил демонстрировать Джёнчу со всех сторон телегу, до отказа забитую бочками с янтарным вином, и он наконец-то смог перекусить несколькими засоленными огурцами. Очевидно, вытираясь салфеткой, Джёнчу нечаянно стёр и тот крем, которым Лукана замазала утром порез на его щеке, оставленный чёрным серебром, а потому заживающим так же тяжело, как обычные раны заживают на обычных людях. Иначе мать не заговорила бы таким нравоучительным тоном и не стала бы перечислять все его титулы, будущие и нынешние: – Ты будущий Хазар Тиссолин Сердца, Хозяин Круга, Жемчуг от крови сидов…

– Да, мама. Прости, мама, – сдался Джёнчу сразу. Пиршество длилось только час, а он уже чувствовал себя уставшим. Самоуверенный статный вид, который он должен был носить, как и эмалевый пояс, в такие дни быстро выматывали его. – Этого больше не повторится.