Рукопись Бэрсара

Умер, а не ушел, притащился за мной в это логово мертвецов... да я ведь и сам, можно сказать, мертвец, постарался, загнал себя в угол!

Сумасшедшая мысль: сперва от нее даже мороз по коже продрал, а потом вдруг накатило судорожное больное веселье. Раз мертвец, так что ж нам своей компанией не потолковать? Мертвый с мертвецами ‑ о живом. Ну?

‑ Прошу, господа, ‑ сказал он вслух и гостеприимно повел рукой. ‑ Кто первый?

‑ Дергаешься?

‑ Учитель?

Элве Нод только хмуро на него покосился. Точь‑в‑точь как в тот день, когда он уходил навстречу смерти. Они встретились в коридоре: Хэлана на днях забрали в РУ, а Нод так и остался в общем, и он попробовал скрыть свой стыд какой‑то корявой шуткой.

‑ Дергаешься? ‑ спросил его Нод. ‑ Погоди, вернусь ‑ потолкуем.

И ушел в свою последнюю засаду преданный и проданный за то, что не предавал и не продавал сам. Господи, да ведь двадцать лет уже, как его нет! Это он подобрал меня щенком, сунул в дело, и оказалось, что это дело как раз по мне, или я как раз по нем. Добрый мой старый учитель, который верил только в глаз и чутье и за всю жизнь ни у кого не взял.

‑ Что, Хэл, новое дело? ‑ это был Аврил Сенти, совсем такой, как в том сне. Бледный, с текучей, рассеянной улыбкой на губах. ‑ Не ждал?

‑ Нет, ‑ честно сказал Хэлан, ‑ я, собственно... ну, где вы там, Ларт?

‑ Здесь, ‑ спокойно отозвался Ларт. Он тяжело откинулся на спинку стула ‑ рыхлый, синеватый, еще б одышка и совсем живой. ‑ Я к вашим услугам, господин Ктар.

‑ Погодите, ‑ тихо сказал Хэлан. Он глянул на дверь, и вот вошел Ресни. Темный, иссохший, страшно мертвый среди других мертвецов. Сел к столу, сплел обтянутые коричневой кожей пальцы. Помолчал и заговорил ‑ из дневника:

‑ Страшно не то, что мы обречены на смерть. Каждый из нас был к тому готов ‑ более или менее. Страшно то, как равнодушно нас убивают. За что? Перебираю свою жизнь и не нахожу ответа. Жил. Делал то, что считал должным делать. Не нарушал законы. Был честен: в работе всегда, в жизни ‑ по возможности. Думаю, любой из моих товарищей может сказать так о себе. Неужели за это?

‑ Почти, ‑ задумчиво ответил Ларт. ‑ Всех нас убили за честность. Или за попытки быть честными.

‑ К чему это вы клоните?

‑ Будьте и вы честны, господин Ктар, раз связались с мертвецами.

‑ А я что, обманул кого из вас?

‑ Ще‑нок, ‑ презрительно выплюнул Нод. ‑ Еще спрашивает! Сколько это, как меня пришили?

‑ Двадцать два года.

‑ А что у тебя в городе делается?

‑ А я? ‑ спросил Аврил. ‑ Почему меня убили, Хэл?

‑ А, черт вас... да, да, виноват! Так ведь один против всех! Ну, а вы, Кел? Вы‑то что против меня имеете?

Ларт не успел ответить: заговорил Ресни опять из дневника:

‑ Теперь, когда черта подведена, я по‑другому думаю о смерти. Не страх, а досада: как неумно прожита жизнь! Да, не подличал и не делал зла сознательно, но и ни разу в жизни не поступил как должно, как было бы естественно для меня. Нет, я делал то, чего от меня ждут, и лгал себе, и оправдывался перед собой. Боялся быть не таким, как все, боялся привлечь внимание... просто боялся. Подлый и жалкий страх, который сидел во мне всю жизнь и уходит только теперь ‑ вместе с жизнью. И справедливый итог: я побоялся сам распорядиться своей жизнью ‑ ею распорядились за меня. Но что, что я мог бы сделать со своей жизнью сам?

‑ Не знаю, ‑ сказал Аврил. ‑ Я ведь тоже неумно... распорядился. Истратил себя на мелочь, а наверняка есть главное.

‑ Что? Может, вы скажете, Кел?

‑ Нет, ‑ спокойно ответил Ларт. ‑ Я тоже не знаю. Если б знал, не дал бы упечь себя на Ктен. Но вам ведь легче, господин Ктар. У вас есть точка отсчета.

‑ Чужак, что ли? Дожили! ‑ буркнул Нод. ‑ Своего ума не хватает, да? Подзанять надо?

‑ Нет, ‑ сказал Ларт. Дело не в уме. Дело в способе мышления.

‑ То есть?

‑ В некоторых вещах мы начисто лишены воображения, господин Ктар. Наше общество ‑ единственное существующее, наша система ‑ единственно возможная. Если бы победили Авларские заговорщики, они бы начали с создания аппарата.

‑ Самое необъяснимое ‑ это то, что очевидно, ‑ сказал Ресни. Очевидно, что кто‑то должен нами управлять. Но почему двадцать некомпетентных людей решат более верно, чем один компетентный? Почему чиновники определяют программы исследований и ценность произведения искусства? Почему мы ‑ черт нас побери! ‑ принимаем это, как должное? Почему нас не оскорбляет то, что за нами следят, что каждое неосторожное слово может зачеркнуть жизнь человека ‑ независимо от ее ценности? Да что мы такое, в конце концов?

‑ Мы ‑ это наша система и наш способ мышления, ‑ ответил ему Ларт. Все мы связаны друг с другом и любой, самый благополучный чиновник ‑ такая же жертва системы, как я или господин Нод. Никто не может противопоставить себя системе. Даже не противопоставлять. Действовать в рамках системы ‑ но по своему разумению. Этот маховик подмял под себя все и заставляет нас поступать вопреки разуму и здравому смыслу, вопреки своим желаниям и вопреки интересам человечества.

‑ Не больно‑то вопреки, ‑ буркнул Нод. ‑ Живем ‑ и живем, всем на все плевать.