Русь: от язычества к православной государственности

Суть выводов Кавелина заключена в следующей цитате. «Смешно утверждать, что Московское государство было создано татарами. Стремление к объединению появилось гораздо раньше и проявлялось постоянно под различными формами. Однако татаро-монголы выдвинули на первый план в своих отношениях с русскими князьями личные качества последних, а не родственные связи и тем способствовали (не подозревая об этом) разрушению родовых отношений и воссозданию политического единства, проявлению личности. Этим и воспользовались “даровитые, смышленые князья московские”»[502].

Выдающийся русский историк, ректор Московского университета С.М. Соловьев (1820–1879) отрицал сколь-нибудь решающее влияние монгольского ига на самобытность России. Сергей Михайлович писал: «Монголы остались жить вдалеке, заботились только о сборе дани, нисколько не вмешиваясь во внутренние отношения, оставляя все, как было, следовательно оставляя в полной свободе действовать те новые отношения, которые начались на Севере прежде них»[503]

.

По его мнению, замена родовых отношений государственными началась гораздо раньше монгольского завоевания, а формирование самодержавия было результатом внутренней эволюции политической жизни Руси. Соловьев считал, что даже в первые годы ига, когда над русскими городами были поставлены монгольские наместники – баскаки, нельзя говорить о решающем влиянии монголов на внутреннее управление государством.

Сергей Михайлович писал о том, что царский титул Русь наследует не из ханской ставки, а от Византии, и что влияние татар было не сильнее влияния половцев. Судьба России определялась факторами внутреннего развития, а не вершилась по чужой, навязанной извне воле.

Классик отечественной историографии В.О. Ключевский (1841–1911), хотя и был учеником С.М. Соловьева, но по вопросу о монгольском влиянии на развитие русской государственности придерживался точки зрения Карамзина и Костомарова, повторяя за ними, что власть хана стимулировала и ускоряла единение русских земель, погрязших в междоусобицах, и тем самым положительно сказывалась на процессах преодоления удельной раздробленности.

Ключевский писал, что власть хана «давала хотя призрак единства мельчавшим и взаимно отчуждавшимся вотчинным углам русских князей. <…> Гроза ханского гнева сдерживала забияк; милостью, то есть произволом, хана не раз предупреждалась или останавливалась опустошительная усобица. Власть хана была грубым татарским ножом, разрезавшим узлы, в какие умели потомки Всеволода III запутывать дела своей земли»[504]

. Положительную роль монгольского владычества над Русью Ключевский видел в том, что власть хана положила предел кровавым междоусобицам русских князей, наступила передышка, которая создавала условия для формирования общенациональных сил, противостоящих завоевателям.

Ученик Ключевского академик С.Ф. Платонов (1860–1933) называл ордынское иго «случайностью в нашей истории»[505]. Его влияние, полагал историк, было минимальным и выразилось лишь в окончательном разделении Руси на Юго-Западную и Северо-Восточную части. Влияние ордынцев на политические институты Руси Платонов сводил к изменению порядка престолонаследия, отношений князей между собой. На традиционном укладе жизни населения, которое в первые годы ига не могло перенимать ничего у монголов ввиду враждебного к ним отношения, сближение произошло гораздо позднее, когда иго ослабевало, и многие монгольские сановники стали являться на службу к великим князьям и даже заключать совместные браки, селясь в Касимове, Елатьме, Романове и других городах.

Свое слово о влиянии монгольского владычества на Русь сказал и В.Г. Белинский. «Россия не принадлежала, и не могла, по основным элементам своей жизни, принадлежать Азии, она составляла какое-то уединенное, отдельное явление; татары, по-видимому, должны были сроднить ее с Азией; они и успели механическими внешними узами связать ее с нею на некоторое время, но духовно не могли, потому что Россия держава христианская»[506]

. Со временем, утверждал В.Г. Белинский, монгольское влияние на Русь было искоренено, как и то, «что внесли в него татары временно азиатского»[507]. Россия шла своим, только ей предназначенным путем, и это неоспоримая историческая очевидность.

Принципиально иную концепцию влияния ордынцев на Русь разработали евразийцы – идейное и общественно-политическое движение русской эмиграции, оказавшейся на чужбине после революции 1917 г. Евразийцев нельзя отнести ни к славянофилам, ни тем более к западникам. Они занимают особое место в истории общественно-политической и философской мысли России. Евразийцы исключительно негативно относились к Западу, противопоставляли его всему человечеству как крайне агрессивную, разрушительную силу, и в этом они были во многом правы.