Русь: от язычества к православной государственности

Для обличения триязычников Константин Философ выдвинул следующие аргументы: «Горе вам, книжникам, присвоившим себе ключ разумения. <…> Не на всех равно светит солнце? Не на всех ли равно идет дождь Божий? Как вы можете признавать достойными только три языка, а все иные народы обрекаете на глухоту и слепоту?»[228] Далее Константин Философ приводит не менее сильные доводы: «Скажите мне, зачем делаете Бога немощным, как если бы не мог дать (народам своего письма) или завистливым, как если бы не хотел дать? Мы же знаем многие народы, что владеют искусством письма. <…> Известно, что таковы: армяне, персы, абхазы, грузины, согдийцы, готы, авары, турки, хазары, арабы, египтяне, сирийцы и иные многие?»[229]

Подобное сопротивление латинян обретению славянами своей письменности и богослужения на родном языке не случайное заблуждение, но проявление стремления Римской церкви властвовать в христианском мире. Поэтому латиняне ставили различные преграды на пути обретения славянами духовной независимости и самобытности. Переводы на славянский язык Священного Писания и святоотеческих книг воспринимались латинством как наступление на их монополию на духовную истину, доступную лишь тем, кто знает латынь. Расширение поля осознанного восприятия христианства «варварскими народами», в данном случае славянами, наносило ущерб корпоративному превосходству западного клира, который, по их убеждениям, должен стоять во главе христианского мира.

Поэтому вскоре, уже в 885 г., новый римский папа Стефан V (неизв. – 891) категорически запретил совершать церковные обряды и читать тексты Священного Писания на литургиях на славянском языке. Фактически это было отторжение славян от осознанного восприятия христианства и осмысления его богословского учения.

Кроме того, в подобной позиции сказывалось исконное высокомерие латинства к восточному славянству, отношение к славянам как «второсортным» народам. Эта печальная духовная традиция Запада не стала эпизодом идеологических схваток IX в., а стойко и прочно укоренилась в идеологии и практике отношений Запада со славянскими народами, представ в обнаженном и человеконенавистническом виде фашизма.

Между тем, отстаивая «триязычие», латиняне отступили от Священного Предания, в котором апостол Павел в Первом послании Коринфянам прямо заявлял, что каждый народ для более глубокого понимания слова Христова может молиться на родном языке. Апостол Павел писал: «Теперь, если я приду к вам, братия, и стану говорить на незнакомых языках, то какую принесу вам пользу, когда не изъясняюсь вам или откровением, или познанием, или пророчеством, или учением?»[230]

Апостол Павел продолжает: «Благодарю Бога моего: я более всех вас говорю языками; но в церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим, чтобы и других наставить, нежели тьму слов на незнакомом языке»[231]. Таким образом, Константин Философ в споре с латинянами отстаивал святоотеческую традицию, которой противоречило «триязычие». Во многом поэтому патриарх Фотий обоснованно отнес «триязычие» к ереси.

Одновременно с миссионерской деятельностью святые Кирилл и Мефодий заботились о воспитании своих последователей. Они подготовили около 50 учеников, разработали свою педагогическую систему, когда в короткие сроки их ученики усваивали не только основы славянской письменности, но и постигали суть миссионерской деятельности, обретали навыки перевода и церковной службы. Стараниями учеников – святых братьев Наума, Климента – были открыты книжные школы в Болгарии.

Благодаря миссионерской деятельности Кирилла и Мефодия центром славянского христианства становится Болгария, входившая в сферу влияния Константинопольского патриархата. Здесь наступил «золотой век» славянской книжности, когда на славянский язык был переведен основной корпус церковных текстов, которые стали прообразом «литературной цивилизации православного славянства»[232]

.

Следует также отметить, что книжную культуру славянского православия питали не только последователи солунских братьев в Болгарии, но и книжники византийских монастырей в Константинополе, на Афоне и в других духовных центрах Византии.

Вместе с тем, как пишет профессор Д.И. Полывянный, «кирилло-мефодиевская традиция, достигнув высшей точки развития в Болгарии Х в., была изначально обречена на нисходящую траекторию дальнейшего бытия и, в конечном счете, будучи усвоенной в Болгарии, Сербии и на Руси, растворилась в их книжности и языке, передав им многие свои качества»[233].

Иными словами, чем шире кирилло-мефодиевская традиция распространялась на другие славянские земли, тем больше она интерпретировалась согласно особенностям ментальности и языка других народов. Об этом пишет А.А. Шахматов (1864–1920): «По своему происхождению русский литературный язык – это перенесенный на русскую почву церковнославянский (по происхождению своему – древнеболгарский) язык, в течение веков сближавшийся с живым народным языком и утративший свое иноземное обличье»[234].