Русь, Византия и Западная Европа: Из истории внешнеполитических и культурных связей XII—XIII вв.

^{Ил. 4. Мемориальная доска с барельефом Романа Мстиславича. Открыта в 2005 г. при входе в Успенский собор. Скульптор И. Дацюк (Владимир-Волынский, Украина)}

Так, анализируя предлагаемый Романом состав коллегии выборщиков, А.П. Толочко, хотя и отвергает данное татищевское известие в целом, тем не менее вынужден признать: «Надо отдать должное Татищеву: ему удалось довольно точно идентифицировать те земли — суздальскую, черниговскую, галицкую, смоленскую, полоцкую и рязанскую, — на которые "раздробит" Русь и будущая академическая наука». Иначе говоря, приведенное Татищевым известие по своему содержанию совпадает с выводами ученых о территориально-политическом делении Руси. «Сегодня такое деление, — продолжает исследователь, — канонизировано бесчисленными историческими картами "Русь в период раздробленности", где разными цветами изображены "суздальская", "галицкая", "черниговская" и т. д. земли».[86]

Если следовать логике Толочко, то получается, что академическая наука занималась дроблением Руси, основываясь главным образом на неправдивых известиях Татищева, и составляемые ею исторические карты на деле являются не чем иным, как картами к «Истории Российской». Если же все-таки признать, что главным источником нашей исторической науки были и остаются аутентичные памятники Древней Руси и прежде всего древнерусские летописи, то получится, что в данном отношении современная наука полностью подтверждает историческую достоверность уникального известия о Романовом проекте, использованного Татищевым.

На наш взгляд, включение Романом в состав «старейших» князей, получающих право избрания киевского великого князя, смоленского и рязанского князей отражает упомянутую выше тенденцию к дальнейшему расширению межкняжеских коалиций, осуществляющих коллективное управление и защиту «Русской земли». Такая тенденция, явственно обозначившаяся, как мы видели, в конце XII в., объективно была подготовлена и укладывается в общее направление эволюции политического строя Руси в предшествующий период.

Показательно, что в предложениях Романа находит место тот самый, отмечаемый новейшими исследователями порядок наделения киевским князем своего соправителя «частью» в «Русской земле», который был одним из характерных признаков системы «коллективного сюзеренитета»:

Когда тако князь великий на киевский престол избран будет, должен старшего сына своего оставить на уделе своем, а молодших наделить от онаго ж или в Руской земли от Горыня и за Днепр, сколько городов издревле к Киеву принадлежало.[87]

Правда, в предложениях Романа этот порядок претерпевает существенное ограничение: соправителем киевского князя теперь мог стать только кто-то из его младших сыновей. Но сам институт «причастия», безусловно, является наследием политической практики предшествующего периода, что еще раз доказывает связь Романова проекта с реалиями древнерусской эпохи.

* * *

Отвергая проект Романа как подделку, созданную самим Татищевым, А.П. Толочко обнаруживает среди его, так сказать, «родовых пятен» и такое: рожденный в середине XVIII в., этот проект будто бы «ориентирован на административную культуру, совершенно отличающуюся от средневековой». Новейший исследователь открывает в проекте Романа «весьма развитую традицию работы с письменными документами (проект, поправки, сведение их в окончательный текст)».[88]

Сразу скажем, что в приведенной характеристике содержатся явные искажения реального содержания татищевского известия, которые, по замыслу Толочко, вероятно, и должны были создать ощущение «административной культуры», открытой им в действиях древнерусского князя. Никакой специальной процедуры внесения поправок, а тем более сведение их воедино и поэтапную выработку окончательного текста проект Романа, разумеется, не предусматривал. Все это, как и рассуждения о «развитой бюрократической иерархии», стоящей будто бы за разработкой и выдвижением проекта и умеющей «передавать такого рода документы с одного уровня компетенции на другой», — лишь предположения, основанные на слишком вольных и субъективных интерпретациях.

Если же обратиться к объективным историческим данным, то в дипломатической практике Древней Руси, особенно в период XII–XIII вв., мы действительно можем констатировать «развитую традицию работы с письменными документами», которая, разумеется, не имеет ничего общего ни с «административной культурой», ни тем более с «бюрократической иерархией» нового времени.