Русская эмиграция и гражданская война в Испании 1936–1939 гг.

Нам показывали место, где два врача делали операции раненым. Это тоже в темном подвале, освещенном только лампочкой, в которой они жгли лошадиный жир. Почти все время осады они питались мясом лошадей и мулов, потому что других продуктов не было. Там почти в полной темноте делались операции.

Тут же около этого лазарета – капелла с изображением Божией Матери, где утром и вечером защитники собирались на молитву.

Наконец вас приводят в кабинет командира Альказара, генерала Москардо, где на стене записан его разговор с сыном по радиотелефону. Красные захватили в Толедо младшего сына генерала Москардо, шестнадцатилетнего мальчика. Старший сын генерала был уже убит во время высадки испанских войск из Марокко в Испанию. Красные вызвали по телефону генерала Москардо. Его мальчик обратился к отцу: «Папа, они говорят, что если ты не сдашь Альказар, они меня расстреляют». «Что же делать, сын. Положись на волю Божию. Я не могу сдать Альказара и предать всех, кто доверился мне здесь. Умри достойно христианина и испанца». «Хорошо, папа. Прощай. Обнимаю тебя. Я скажу перед смертью: да здравствует Испания! Слава Христу – Царю». Он так и сделал.

Я еще сдерживался, чтобы не плакать в этой комнате. Я видел, как у Великого Князя судорожно двигается лицо. И даже сейчас, когда я пишу это, чувствую, как клубок подступает к горлу. Вспоминаются Авраам, которому дал Господь высочайшую честь быть прообразом Бога Отца и Исаак – прообраз Христа в их готовности к такой же вот жертве.

А ведь этот расстрел мальчика одобрял и поддерживал тогда почти весь мир. Воистину, большевиков нельзя превзойти в жестокости, но в подлости их превзошли многие.

Генерала Москардо еще несколько раз вызывали к телефону и издевались над ним, производя выстрел перед аппаратом, как будто свидетельствуя о расстреле. На самом деле мальчика расстреляли в этот день поздно вечером. Когда генерал Москардо узнал о расстреле, он только сказал: «Теперь я знаю, что Альказар никогда и ни при каких условиях не сдастся».

Мы поднялись из подвалов во двор. Гид, переживающий, вероятно, уже в тысячный раз всю эпопею и вдохновляемый нашим сочувствием и нашими волнениями, рассказывает, как под конец осады красным удалось сделать глубокую траншею под холмом, на котором стоял Альказар, как заложили они там семитонную мину и взорвали холм. Многие европейские радиостанции уже с торжеством возвещали по всему миру, что наконец-то покончено с этим гнездом бунтовщиков и после никому не нужного героизма эта горсть мальчишек юнкеров и солдат-легионеров закончила свое существование, как и нужно было ожидать, в крови и развалинах. Тотчас после взрыва, в дыму и пыли поднятой им, красные со всех сторон бросались к Альказару, уверенные, что они уже не встретят сопротивления. Но из подвалов, из трещин, из расщелин, запыленные, задымленные, оглушенные, пораненные все до одного вылезли защитники Альказара. Красные уже подняли красный флаг над самой большой кучей мусора, главенствующей над всеми холмами. Но юнкера и легионеры вытеснили их назад, развалины героического дома снова были в руках белых. Пять дней после того пытались юнкера сорвать со своей высоты красный флаг. Тридцать человек отдали этому делу свою жизнь. Красные обстреливали эту точку и днем и ночью под прожекторами. Тем не менее на пятый день кому-то удалось сбросить красный флаг.

Между прочим, убитых в Альказаре, так как там не было священника, хоронил во время осады сам генерал Москардо, по аналогии с капитаном корабля в дальнем плавании, совершающим обряд похорон. Он сам прочитывал над каждым убитым погребальные молитвы.

Тут же видна широкая дорога, по которой альказарцы бежали навстречу войскам, подошедшим для их освобождения. Нельзя без волнения на все это смотреть. Правда, Владыко, несмотря на всю растленность и греховность, земля наша все еще очень свята, раз на ней есть еще такие точки героизма.

Приложение 5

Испанские письма о воинстве

Почему я пишу сейчас именно Вам? И не просто Вам, о. Иоанн, но еще для Вашего журнала богословского или философского, и очень христианского журнала?

Просто и просто. Потому что я хочу, чтобы хоть несколько из моих испанских строк прозвучало во славу Божию; как можно более непосредственно и прямо.

Знаю, что мои слова покажутся Вам мало православными, ибо они закованы в сталь. В самую военную из всех сталей, – а мы русские говорим себе, что христианская одежда вся в созерцании и чувстве. Без брони.

Но, о. Иоанн, я знаю, что какой-то из оттенков созерцания, – действующего, – полтора года тому назад привел Вас в сталью всколосившуюся Испанию. И знаю, что Вы хотели, стремились и хотели побывать и в Авиле, в городе Св. Терезы, что была на вершинах созерцания. Тоже стального.

В городе, который, как говорят в народе, Св. Тереза и спасла от нашествия красных, в июле или августе месяце, года, от Рождества Христова, тысяча девятьсот тридцать шестого. В день, когда красные войска коммунистов, социалистов и к ним прибившихся сильной колонной шли от Эскуриала на Авилу.