Казалось бы, между отцом и сыном разверзается непроходимая пропасть. Но душа человеческая преодолевает её энергией сыновней и родительской любви. Сыновняя любовь основана на благоговейном отношении детей к родителям, прошедшим трудный жизненный путь. Она ограничивает свойственный юности эгоизм. А если случается порой, что заносчивая юность переступает черту, навстречу её заносчивости встает любовь отцовская с её беззаветностью и добрым снисхождением. Вспомним, как ведёт себя Николай Петрович, сталкиваясь с юношеской бестактностью Аркадия: «Николай Петрович глянул на него из-под пальцев руки… и что-то кольнуло его в сердце… Но он тут же обвинил себя».
Тургенев потому и начинает свой роман с описания столкновений между отцом и сыном Кирсановыми, что здесь торжествует жизненная норма. Бесхитростные души Николая Петровича и Аркадия своими отношениями на семейном уровне оттеняют и проясняют опасное отклонение жизни от нормы, от проторенного веками русла, когда эта жизнь выходит из своих берегов. Беспощадные схватки Базарова с Павлом Петровичем постоянно завершаются мирными спорами Аркадия с Базаровым: Аркадий своей непритязательной простотой пытается урезонить хватающего через край друга. Ту же роль при Павле Петровиче играет его брат Николай. Своей житейской добротой и терпимостью он пытается смягчить чрезмерную заносчивость уездного аристократа.
Усилия отца и сына предотвратить разгорающийся конфликт беспомощны. Но они проясняют трагизм ситуации. Конфликт романа «Отцы и дети» в семейных сферах, конечно, не замыкается. Но трагизм социальной и политической коллизии выверяется нарушением «первооснов» существования – «семейственности» в связях между людьми. И если в «Записках охотника» утверждался эпос как живая форма национальной общности, то в «Отцах и детях» торжествует трагедия как выражение общенационального кризиса и распада.
Ровно за два месяца до окончания романа Тургенев писал: «Со времен древней трагедии мы уже знаем, что настоящие столкновения – те, в которых обе стороны до
Споры Базарова с Павлом Петровичем
Может показаться, что в словесной схватке либерала Павла Петровича с радикалом Базаровым полная правда остается на базаровской стороне. Ведь Базаров сохраняет спокойствие, а Павел Петрович выходит из себя и теряет аристократическую невозмутимость. Между тем на долю победителя достаётся весьма относительное торжество. Симпатии читателей связаны с Базаровым не потому, что он торжествует, а «отцы» побеждены. Обратим внимание на особый характер полемики героев и не совсем обычный нравственно-философский её результат. К концу романа, в разговоре с Аркадием, Базаров упрекает своего ученика в пристрастии к употреблению «противоположных общих мест». На вопрос Аркадия, что это такое, Базаров отвечает: «А вот что: сказать, например, что просвещение полезно, это общее место; а сказать, что просвещение вредно, это
Но ведь Базаров в спорах с Павлом Петровичем
Тургенева привлекает в разночинце отсутствие барской изнеженности, презрение к прекраснодушной фразе, порыв к живому практическому делу. Базаров силен в критике консерватизма Павла Петровича, в обличении пустословия русских либералов, в отрицании эстетского преклонения «барчуков» перед искусством, в критике дворянского культа любви.
Но, бросая вызов отживающим ценностям, герой в ненависти к «барчукам проклятым» заходит слишком далеко. Отрицание «вашего» искусства перерастает у него в отрицание всякого искусства, отрицание «вашей» любви – в утверждение, что любовь – «чувство напускное»: всё в ней легко объясняется физиологическим влечением, отрицание «ваших» сословных принципов – в уничтожение любых принципов и авторитетов, отрицание сентиментально-дворянской любви к народу – в пренебрежение к мужику. Порывая с «барчуками», Базаров бросает вызов непреходящим ценностям жизни, ставя себя в трагическую ситуацию.