Из-за острова на стрежень,На простор речной волныВыбегают расписные,Острогрудые челны.На переднем Стенька Разин,Обнявшись с своей княжной,Свадьбу новую справляетИ веселый и хмельной.А княжна, склонивши очи,Ни жива и ни мертва,Робко слушает хмельные,Неразумные слова.«Ничего не пожалею!Буйну голову отдам!» —Раздается по окрестнымБерегам и островам.«Ишь ты, братцы, атаман-тоНас на бабу променял!Ночку с нею повозился —Сам наутро бабой стал…Ошалел…» Насмешки, шепотСлышит пьяный атаман —Персиянки полоненнойКрепче обнял полный стан.Гневно кровью налилисяАтамановы глаза,Брови черные нависли,Собирается гроза…«Эх, кормилица родная,Волга — матушка-река!Не видала ты подарковОт донского казака!..Чтобы не было зазорноПеред вольными людьми,Перед вольною рекою, —На, кормилица… возьми!»Мощным взмахом поднимаетПолоненную княжнуИ, не глядя, прочь кидаетВ набежавшую волну…«Что затихли, удалые?…Эй ты, Фролка, черт, пляши!..Грянь, ребята, хоровуюЗа помин ее души!..»
Мой тяжкий грех, мой умысел злодейскийСуди, судья, но проще, но скорей:Без мишуры, без маски фарисейской,Без защитительных речей…Крестьянскую дерюгу вместо платьяОдев и сняв «преступно» башмаки,Я шла туда, где стонут наши братья,Где вечный труд и бедняки.Застигнута на месте преступленья,С «поличным» я на суд приведена…Зачем же тут «свидетели» и «пренья»?Ведь я кругом уличена!Оставь, судья, ненужные вопросы…Взгляни — я вся в уликах: на плечахМужицкая одежда, ноги босы,Мозоли видны на руках.Тяжелою работой я разбита…Но знаешь ли, в душе моей, на дне,Тягчайшая из всех улик сокрыта:Любовь к родимой стороне.Но знай и то, что, как я ни преступна,Ты надо мной бессилен, мой судья…Нет, я суровой каре недоступна,И победишь не ты, а я.«Пожизненно» меня ты погребаешь,Но мой недуг уж написал протест…И мне грозит — сам видишь ты и знаешьЛишь кратковременный арест…А я умру все с тою же любовью…И, уронив тюремные ключи,С молитвою приникнут к изголовьюИ зарыдают палачи!..