Русская сказка. Избранные мастера

Вдруг, стучит: «Ну, ты што, мужик, еще думаешь? Весь дом раскачу по бревёшку и сам ты не будешь живой! Высылай сына!» — «А куда я его пошлю?» — «А посылай, он сам придет, мимо меня не минет, сам ко мне зайдет!» — «Ну собирайся, сынок, делать нечего!» — отправляет его, куда глаза глядят.

Ну, пока што, пока сбирали его, утро уж забелело. Тогда он еще оставил, до утра дотянул. «Нет, еще оставим, надо как следоват собрать, хлебца ему, сухарей насушим, сколько под силу ему, кто знает, какой путь предстоит»...

Вдруг вечером сидят, ударил чем-то тяжеловесным в простенок, — вся изба задрожала: «Што, старый пес, я сказал тебе — раскатаю всю избу по бревешку!!»

Соседи поскакали из-за стола, — отрезвились: были пьяны, стали трезвы. Ну, ночью куда пойдешь... Дождались утра, утром, чем свет, взял котомку и пошол сын в путь дорогу, куда глаза глядят. «Ну прощайте. Может быть, я буду герой и вернусь назад!» Вся деревня собралась; всем удивительно, што посылает отец какому-то чорту сына. Отец и мать наговаривают таким плачущим голосом, а он просто, как на своей воле идет

...

Проводили, ушол; идет долго ли коротко ли в путе-дороге, близко ли, далеко ли, — шол, шол, кончился день и пристигла его ночь. Куда деваться? Завидел пенёк, давай поспевать... дошол: оказалось, висит какая-то веревочная лестница. Он попробовал, веревочка дюжая: «Што — думает — мне по этой веревочке подняться да посмотреть, што это за пень?» Давай он цараповаться по этой веревочке; там пустота обхвата в два; просунул голову в нее, внутри там еще пень. Дай же я спущуся туда. Давай он спускаться; спустился, встал на ноги, — темнота, ничего не видать, тишина, ничего не слыхать.

Прекрасно. Он ощупал там ощупью дверь, — уж ниже дупла, под корнем дупла. Отворяет дверь, там, конешно, стоит седой старичок, как лунь, и усердно богу молится. Не стал перерывать. Этот ученый человек, он долго продолжал молиться. Прекрасно. Окончил моленье старичок: «Здравствуй, молодой юноша!» — «Здравствуй, старичок! Приюти меня; я, вот, шол, шол я, застала меня ночь, вдруг может найти какая туча и может меня похитить или побить градом.

«Куда же твой путь лежит?»

«А я не знаю, — иду, куда глаза глядят».

«Как же так?»

«Да так! — я вынужден и сказано мне итти»...

И объяснил ему также, как был отец на заработке, и мать осталась беременной. «Вот, говорит, пошел он на заработки... так, так все рассказывал ему: и уходил он на заработки работать на пристани на морской и прожил девять лет. И вздумал обратиться домой... Шол он пустынным местом, и вот его задолила жажда, захотел он пить; и хотел так пить, што готов был отдать все за два глотка воды.

Вдруг он видит на путе-дороге стоит колодец и вот он пустился к этому колодцу и видит — труба наполнена водой и вода чистая, как хрусталь; отец припал и давай пить в нападку, какая-то фигура вцепилася ему в бороду и давай тянуть ко дну, топить в этом колодце. Отец мой уперся и вытащил чудовище вон из колодца, оказался человек весь в шерсти.

«Я с тобой разочтусь... Зачем ты без спросу пьешь мою воду из колодца?» Отец мой испугался: «Разе она золота, вода, што надо спрашивать?» — «Вода не золото, да она заветная, отвечает он: подписывай мне, што дома не знаешь, а то я с тобой разочтусь». Отец мой все перебрал дома, што есть в хозяйстве, а тот: «отдай, што не знаешь дома, пиши мне залог». Отец говорит: «Я же неграмотный, да и бумаги у нас нет». — «Ничего, говорит, вон ветром несет пергаментный кусок кожи». Отец подымает этот пергаментный кусок кожи... А вон лежит перо — потерял кто-то ручку... потом вон подыми перочинный ножичек, вон выглядыват из травы — и попросил руку. Тот только успел показать, как тот распорол у его палец: «Расписывайся, собирай пером»...

Хорошо. Расписался он этой кровью, взял он, лохматое чудовище, расписку, когда до востребования предъявит ее. «Ну пей — говорит — теперь, сколь хошь», отцу. Вот он воды напился и добрел до своего села. Там завидела его жана, и я бросился к отцу, хоть я его и не знал, без его я вырос... Прибегаю я: «Ах ты сынишка мой, сгубил я тебя!» — думаю я себе, да чем он мог меня сгубить?»

«Вот отдали меня в училище, прошол я школу уездную, а потом в губернском закончил. Шестнадцать лет приехал я на побывку к родителям и вот, вечером — голос: што, мужичок, забыл свой долг?.. Тут отец и рассказал все; на другой вечер — угрозы уж, а на третий еще пуще. Ну, отец спрашиват: «Куда же ему итти?» — «Пусть туда идет, куда глаза глядят». На третий вечер так ударил в стену, што гул по избе и прогнулся простенок. Меня проводили; вот я и иду, куда глаза глядят... Шол — шол и дошол по степи до пенька и пробрался через дупло к тебе».

«Ну што ж молися спасу, завтра я тебе што-нибудь расскажу об этом».

Утром, конешно, встает, просыпается; тут у него хлебца кусочек, водичка в железном ведерке... «Вот закусывай и направлю я тебя, несчастного бедного, што ты идешь к чародею, к нечистому духу, страдать, а я тебя направлю на путь истинный».