Но в целом провели они эти пять дней отлично, и тесная комната в конце концов стала почти родной. Крошечный дворик с видом на глухие кирпичные стены – уютным. Хотя все равно ощущение обмана не покидало…
А база была отличная. Вид на Чусовую, широкую и спокойную в этом месте, завораживал. Сейчас река еще почти вся под тонким синеватым льдом, но, может, через четыре дня лед исчезнет. Воздух был чистый и глубокий, даже голова немного кружилась. Еще бы – сосновый бор вот он, у самого берега. Домики – деревянные срубы – стоят в отдалении друг от друга, таким полукругом, а в центре большой навес и длинный стол под ним, неподалеку мангалы.
«Здесь наутро будем шашлык жарить», – решила Серафима.
Спланировали так: местные вечером после торжества садятся в большой автобус и возвращаются в город, а родня и те, кто издалека, остаются ночевать. Беспокоило ее, что со стороны Олега никто не приедет. Родители вот боятся, что не осилят дорогу, может, за дом беспокоятся, не знают, на кого оставить собаку, кур; Андрей Шурандин, оказалось, сам женится в те же дни.
– У нас с ним в смысле свадеб, кстати, интересные параллели, – хмыкнул Олег, узнав об этом. – На одних и тех же женщинах по два раза женились.
Серафима насторожилась:
– Как это?
– Ну, я два раза на своей бывшей, и он… Пытались спасти семьи, чтоб одна жена на всю жизнь, как у настоящих русских писателей.
– Ты уже говорил.
– Ну да, говорил…
«Болит у него душа», и Серафима погладила Олега по плечу.
– Кстати, – перевел он разговор в несколько другое русло. – У Андрюхи жена талантливая. Ну, та… Очень. Такая проза… злая, но… до мурашек. Она, кстати, в одной повести меня вывела.
– Да? В какой? Почитаю.
– Не надо. Разозлишься на нее. Я там в не очень приглядном свете. Хм… Запомнил: «Свечкин съел шашлык, солянку, жареную картошку, баклажаны-трубочки, выпил графин водки, бокал пива и задремал, как запущенный в теплые сени пес».
– Ужасно! Она еще и фамилию почти не изменила?
– Да ладно, про меня многие писали. Вернее, по мотивам… И я там то Свечкин, то Веников, то вообще Гнидин. То какой-то молдаванистый Ромало – писатель-алкоголик… Правда, я в долгу не оставался… Да, была у нас веселая тусовка.
Зачем ей сейчас, в поистине райском месте, вспомнился тот разговор? Волнуется, что Олег будет чувствовать себя одиноким? И здесь у него немало знакомых, может, уже и друзей. Всех, кого предложил – пригласили. Всё будет хорошо и весело. Наверное…
– Ну как тебе здесь? – спросила.
– Отлично. Если всё надоест – побежим с тобой в лес.
– Там забор, кажется.
– Перескочим.
– Мне теперь нельзя скакать.
Олег обнял ее:
– Как себя чувствуешь?
– Хорошо, только тошнит часто. Не сильно, но так…
– Токсикоз?
– Вроде рано для него. Ладно, не будем, а то вот опять затошнило.
Осмотрели домики, Серафима подсчитала спальные места. Уточнили, что кухня, куда сгрузили привезенное, запирается, ничего пропасть не должно, и поехали обратно. До регистрации оставалось два дня. До свадьбы – три.
Платье сшито, фотограф найден, автобус, продукты, венок и букет невесты заказаны. Снята двухкомнатная квартира для друзей, которые приедут сегодня вечером и завтра рано утром. Одна пара из Питера, другая из Москвы… Завтра регистрация…
Серафима не могла найти себе места в этот последний день. Хотя и не показывала волнения и тревоги Олегу.
Причин, вот таких явных, для тревоги вроде бы не было. Действительно, всё заказано, всё готово. Конечно, возникнут накладки, проблемы, но стоит ли сейчас себя изводить…
Ходила по комнате из угла в угол, поглядывала в большое окно-эркер. Оно раздражало, бесило даже. Эти три рамы – одна по центру и две по бокам – как… Как внутри какого-то аквариума или огромного стакана. И кажется, что со двора все пялятся сюда.
«Тебя не окно бесит, – говорил разумный голос. – Просто психологически ты уже не считаешь эту квартиру своей. Потерпи. В июне переедешь».
Да, в конце июня дом должен быть сдан. Они переселятся в квартиру – в свою квартиру – и полетят к родителям Олега. В деревушку на юге Красноярского края. И как там? Полюбят ли они друг друга?.. И новая волна тревоги захлестнула Серафиму. А тут еще Игорь Петрович…
Вчера вечером позвонил. Не объявлялся давно, и поэтому Серафима не пропустила звонок, не сбросила, как бывало, когда названивал по нескольку раз на дню, а ответила.
Голос у Игоря Петровича был заплетающийся. Нет, не так… Он говорил, словно у него во рту были камни – в Театральном институте их, драматургов, зачем-то учили дикции, заставляли пихать в рот камешки и произносить реплики… Да нет, пригодилось – по мнению многих, Серафима читала свои пьесы превосходно… Но сейчас она испугалась. Инсульт, инфаркт? И поняла, что Игорь Петрович очень ей дорог. Умри он, превратись в овощ, и она, может, перестанет быть той Серафимой Булатович, которую все знают, уважают, хвалят, приглашают, чьи пьесы ставят…
– Что случилось? Что с вами? – Олега рядом не было, и она почти кричала.
– Пеймени ешил сваить… уксус… азбавий не так… обжог от…