Первый раз летела лет в восемь. Из Омска в Салехард. Несколько дней перед этим она с замиранием сердца ожидала, как сядет в кресло, как будет смотреть в круглое окошечко… Вот самолет разбегается, вот взлетает, и она видит землю с далекой высоты. Всё там маленькое-маленькое, а она – большая. И запомнит этот полет в каждом миге; он останется в ней навсегда, согревая, как счастье.
Но еще на взлете ее стало тошнить, а потом всю дорогу, все эти долгие полтора часа рвало в подставляемые мамой пакетики.
То же случилось и во второй раз, и в третий. И это чудо – тяжелый, железный самолет, летящий по воздуху с ней внутри, стал вызывать не восторг, а ужас и отвращение. Даже мысли о нем…
Теперь она совершает по полсотни полетов в год. И нормально. Правда, сердце не замирает, вид из иллюминатора не интересует – устроившись в кресле, она оборачивает шею воротником Шанца, накрывает глаза маской и засыпает.
Многие говорят, что ей «повезло по жизни», считают ее счастливицей. Она не спорит – сама считает так же. Конечно, приложила немало усилий, чтоб стать известной и обеспеченной, но под лежачий камень, как известно, вода не течет. Сначала, в детстве, появилось увлечение, а скорее, подражание родителям, а потом увлечение-подражание стало профессией. Пришлось многому научиться, много раз ошибиться, много работать, хотя и везение нельзя не признать – без везения любые усилия остаются пустым копошением. Даже с именем и фамилией повезло. Необычные, запоминающиеся, что очень важно для публичного человека. Серафима Булатович. Многие до сих пор уверены, что это псевдоним.
Ей нравился аэропорт «Кольцово». Небольшой, удобный, современный. Здесь очень редко используют автобусы для перевозки пассажиров – в самолет и из самолета проходят по телетрапу. И потому Серафима не испугалась, когда стюардесса объявила: «В Екатеринбурге минус двадцать четыре градуса», – не бросилась доставать с багажной полки теплую одежду. Сидела спокойно, уверенная, что благополучно войдет внутрь терминала, дождется чемодана, докатит до вызванного такси, которое доставит ее к подъезду дома, в котором она живет…
Правда, разница в погоде впечатлила: в Москве было минус шесть, из Айовы она уезжала в плюс шестнадцать, а здесь минус двадцать четыре.
В Айове она провела три месяца – творческая резиденция. Познакомилась с двумя десятками литераторов из разных стран, побывала в Чикаго, Нью-Йорке, Новом Орлеане – им, русским, украинцам, филиппинцам, венесуэльцам, нигерийцам, ненавязчиво, но ежедневно демонстрировали, какая хорошая и разнообразная страна Америка, – почти закончила новую пьесу; ее звала там остаться мать юного слависта, и Серафима некоторое время всерьез обдумывала это предложение. Но в последние недели считала дни до рейса, не могла ни читать, ни писать, пила много вина, чтобы уснуть. И вот дождалась. Вернулась.
И всё происходило так, как должно было происходить, как в прошлые возвращения: люди, зачем-то вскочившие еще когда самолет катился к пристани и стоящие теперь в проходе, раздраженно вздыхая, туннель телетрапа, который сменился зданием аэропорта, ожидание чемодана, вызов такси…
Выходить раньше времени на улицу не стала, следила по дисплею айфона, как игрушечная оранжевая машинка ползет по дороге. Ползет-ползет, постепенно приближаясь к красной точке, которая обозначает ее, Серафиму. Вот почти доползла, и Серафима сквозь строй шелестящих мужчин: «Недорого… Такси по области… Куда едем?..» – покинула аэропорт.
Мороза сначала не почувствовала, наоборот, стало приятно-свежо после почти суток в самолетах и зданиях. Но через полминуты он схватил ее за щеки, нос и сжал, принялся сверлить колготки, полез под куртку. Серафима ускорила шаг, высматривая назначенную ей машину.
От города – тем более такого крупного, полуторамиллионного – аэропорт находится удивительно близко. Серафиму это до сих пор удивляло, хотя жила она в Екатеринбурге уже давно, считала его родным: буквально десять минут по широкому, всегда просторному Россельбану, обрамленному высокими, напоминающими пальмы соснами, и вот уже улицы, перекрестки, прохожие, суетливая, но и радующая, бодрящая городская жизнь.
В большинстве других мест дорога в аэропорт и из аэропорта – целая история. В Норильске, Анна рассказывала, около часа надо ехать, да и то если дорога чистая и хорошая видимость.
Правда, там тундра. Тундра только на первый взгляд ровная и одинаковая, на самом деле найти подходящее место не только для взлетной полосы, но даже для сарайчика очень сложно… Серафима знает Север, довелось пожить.
Был Пыть-Ях, город среди болот и топей, был Салехард, где они снимали квартиру в крайнем доме, и окна выходили на тундру, бесконечную до рези в глазах, до отчаяния, был Ханты-Мансийск, где Серафима окончила школу и уехала сюда, в Екат, поступила в институт. Театральный.
Поступала на актерское отделение, а оказалась на литературном, курс «драматургия».