Русская зима

Накупила в Америке – в Новом Орлеане в основном – платья, маечки, туфли, куртку, сумку… Она любила пеструю одежду, яркие вещи. Та однотонность, какую носит, в какой живет большинство людей вокруг, ее давила. И хоть критики называют ее пьесы темными, чуть ли не чернушными, но в каждой она пытается показать, что есть яркий мир, чистота и радость, к которым нужно стремиться. А вернее – вернуться… Некоторые режиссеры замечают это и ставят правильные спектакли. То есть такие, какие представляет Серафима, когда пишет…

Еще в чемодане подарки родным и друзьям – разные прикольные безделушки, сувениры опять же в основном из Нового Орлеана. Вообще этот город произвел впечатление – такой театральный, можно сказать, карнавальный. И не внешне, не в расчете на туристов, а по-настоящему. Эти уличные музыканты, которые играют не ради денег, а для души. Хотя и не протестуют, когда им кладут доллары, бросают мелочь на чехол от гитары, в саксофонный футляр.

В Новом Орлеане их группа прожила три дня. В последний вечер Серафима отправилась искать трамвай «Желание», забрела в какие-то темные безлюдные кварталы, заблудилась. Увидела силуэт человека, бросилась к нему, чтоб выяснить, как выбраться из этого лабиринта, но это оказался скелет. Не настоящий, но все равно очень страшно. Отшатнулась, и тут же взгляд наткнулся на еще одного. Побежала прочь, дрожа от какого-то детского ужаса… Группа парней-негров сначала обрадовала. Но они смотрели на нее так, что детский ужас сменился взрослым, женским. Тем более парней окутывал густой аромат травы.

Срывающимся на рыдание голосом, с кучей междометий Серафима стала объяснять, что русская, сбилась с дороги, заблудилась, лепетала про трамвай… Один из парней молча взял ее за руку и повел. И она шла рядом покорно и обреченно. А он вместо какого– нибудь подъезда вывел ее на оживленную улицу. И повернул обратно…

Привезла два пакета кокосовой муки. Будет делать кокосовое печенье. Любит его, но в Екате редко встречает.

Убрала муку в тумбочку на кухне, поставила на плиту турку с кофе. Выпить кофе, взбодриться, может быть, поработать. День ведь только начинается.

6

Айфон позвенькивал на разные лады, оповещая, что приходят СМС, сообщения в «Мессенджер», «ВКонтакте», «Ватсапе». Будто все почувствовали ее возвращение.

Закутавшись в плед, с чашечкой, вышла на лоджию. Закурила.

Под окном детская площадка. Сейчас, утром в будни, на ней пусто. Да и холодно гулять, играть. Летом же с рассвета до темноты крик, визг, плач, смех. Они хуже тишины и пустоты – от них сильнее тоска.

Не то чтобы Серафиме нужен ребенок, но природа, наверное, требует. Снится, что он уже есть, она его кормит, играет, выбирает в магазине одежду… Может, не столько сам ребенок необходим, сколько упорядоченность и определенность. Какая-то твердая дорога под ногами. А сейчас словно проваливаешься в тину при каждом шаге, крутишься на месте, двигаешься непонятно куда… Лет до двадцати пяти это даже нравилось, а теперь пугает. Вот шагнешь еще, а там уже нет дна. И все – утонешь.

Однажды они с двоюродным братом забрели в болото, так что про тину, это не отвлеченная метафора, а вполне реальное ощущение. Вот жизнь перед тобой – ласковая, малахитовая зелень, но на самом деле под зеленью, под тонкой живой пленкой – мертвая жижа. Хищная и ледяная. И где искать ту тропинку, по которой нужно идти, пройти жизнь и не увязнуть?..

Да, еще недавно ей нравилось чувствовать опасность, близкую топь, тянуло к краю. Вернее, не то чтобы нравилось, а было необходимо – необходимо для того, чтоб писать, рождать сюжеты, набираться опыта. Потом она стала пугаться такой своей тяги, тем более что несколько раз заступала за край. А теперь ей два– дцать девять. Стала необходима определенность. Хм, стабильность.

– Так, маме позвонить, – сказала Серафима вслух, отгоняя вязкие мысли.

Затыкала окурок в пепельнице, вернулась на кухню. Оглядела ее словно чужими глазами… Ничего, порядок. Симпатично даже, хотя не свое. Чужое. Не спасают и вещи, которые привезла с собой, купила позже.

Когда появилась необходимость съезжать с прежней квартиры, она довольно долго не могла найти новую. Точнее, выбрать. Хотелось снять в свежем доме и главное, пустую, без мебели.

В конце концов выбрала эту. От хозяина были только холодильник и кухонный гарнитур – шкаф, тумбочки, столешница для готовки… Готовит Серафима редко. Как сама считает – не умеет, да и желания научиться нет, не чувствует к этому способностей. Спагетти, пельмени варит по таймеру, ингредиенты для какого-нибудь блюда взвешивает на кухонных весах, чтоб было, как написано в рецепте.

Сестра, иногда наблюдая за этим, смеется: «А на глаз слабо?» – «А если испорчу?» – вполне искренне пугается Серафима. «Должна интуиция работать». – «Я интуицию для другого берегу».

Сейчас готовить не было никакого желания. А голод уже тормошил… Быстро, привычно заказала пиццу и вьетнамский суп фо га с лапшой. Заодно глянула в айфоне, кто и что ей пишет.