Русская зима

Придумывать истории, разыгрывать сценки любила с детского сада. Мучила одногруппников этим своим увлечением, в итоге с ней никто не хотел дружить… Почти каждую ночь ей снились целые фильмы, иногда даже с титрами. И тогда, в детстве, Серафима не могла предположить, что это станет ее профессией, что это вообще профессия – придумывать и записывать. Что за это удовольствие деньги платят.

Правда, удовольствие получать удается всё реже: приходится много писать на заказ, к определенному сроку. Но куда от этого денешься – это работа, и от предложений не откажешься, нужно быть в обойме тех, к кому обращаются продюсеры, режиссеры, именитые актеры, богатые киностудии. Свои, написанные от души пьесы хоть и ставят во многих театрах, грех жаловаться, но дохода приносят не очень-то – основное дают заказы.

Благодаря им Серафима купила квартиру родителям и брату в Арамили – считай, почти Екат, – даст бог, купит и себе.

Можно уже сейчас, в принципе, брать ипотеку, но нет повода.

Уже больше года она живет вот в этом доме на улице Циолковского. Однушка на втором этаже, большая кухня… До метро минут семь, а до центра – полчаса. Рядом с домом «Мегамарт», где покупает еду, чуть подальше – «Мегаполис» с кинотеатром, «Золотым яблоком», «Л’Этуаль», маникюрным салоном, вкусными кафешками…

Если отсечь мелочи, то ее всё в жизни устраивает. Правда, эти мелочи не отсекаются. Тормошат, колют, душат.

4

– Спасибо, – говорит водителю, принимая чемодан; в кармане в тот же момент звенькает – с карты снялись триста двадцать рублей.

Чемодан не очень тяжелый – в основном одеж– да, – но громоздкий. Широкий, в высоту Серафиме почти по пояс. Этот чемодан она берет в длительные поездки, для коротких в шкафу стоит наготове небольшая сумка на колесах. В ней сланцы, влажные салфетки, гигиенические принадлежности. Через два дня она возьмет эту сумку и отправится на восток.

Закатила чемодан по пандусу, достала ключи, приложила магнитный к кружочку на домофоне, и металлическая дверь с писком открылась.

– Девушка, вы к кому? – спрашивает консьержка. Опять новая.

– Домой. Двести шестьдесят четвертая квартира.

Дом огромный, новый, построенный буквой «П». Занимает целый квартал. Гости, приходящие в первый раз, несмотря на все объяснения и инструкции, неизбежно долго плутают в поисках сначала нужных ворот, потом – нужного подъезда; таксисты часто подъезжают не туда.

Район хоть и удобный, но психологически тяжелый. Здесь трудно настроиться на работу, читать, писать, отдыхать душой, долго здесь находиться. Дома, дома, дома вокруг. Двадцать четыре этажа, двадцать один, семнадцать, двенадцать. На газонах березки, которые не отражаешь, – словно старые мётлы натыканы. Вряд ли какие из них весной оживут.

Дом Серафимы пока крайний в этом районе новостроек – на той стороне улицы Серова частный сектор. Избы, среди которых есть и крепкие, с резными наличниками, из толстенных бревен, заборы, ранетки, тротуары из плоского камня.

Правда, частный сектор не спасает от ощущения чего-то инопланетного, фантастического. Наоборот – избы и сарайчики, весь этот деревянный мир кажется лишним, в этой новой цивилизации пластика, бетона, стекла. Вот-вот дерево будет раздавлено, стерто, земля закатана под асфальт.

Серафима почти сразу поняла, что зря здесь поселилась. Давят высокие и словно бы пустые, несмотря на горящие по вечерам окна, сотни окон, здания, чувствуешь себя беззащитной, маленькой. Она бы перебралась в обжитой район, но устала переезжать. Переезды как начались с раннего детства, так и не прекращаются. Но – самой не по себе от этого чувства – страшно обзаводиться своим жильем. Это как поставить жирную точку: вот твоя квартира, в которой ты будешь всю оставшуюся жизнь. Ежемесячно оплачивать квитанции за свет, воду, отопление, раз в три года менять обои, раз в пять лет переставлять мебель, чтобы взбодрить себя, окончательно не закиснуть.

5

Прохладно, воздух застоявшийся, пахнет, как во многих новых домах, пластмассой, клеем.

Когда здесь каждый день, то ли привыкаешь, то ли заливаешь этот запах другими – духов, кремов, еды, а стоит уехать хотя бы на неделю, он возвращается.

Серафима подкручивает батареи, приоткрывает окно в комнате. Садится на широкую кровать, смотрит на растения в горшочках. Зеленеют. Родители заезжали поливать… Хорошо…

Сидение не давало отдыха, не рождало радость, что вернулась. Наоборот, даже какое-то разочарование, что снова здесь, и все сильнее хотелось лечь, голос внутри убеждал: надо поспать, спи и спи.

Выспаться у нее получалось редко, хотя спит много – часов по десять, иногда по двенадцать. Приоткроешь глаза, а сознание баюкает, поет бесконечную колыбельную без слов, но смысл которой понятен: лучше спать, лучше спать…

Спину, шею, голову тянуло к покрывалу, как канатами… Серафима дернулась, встала, принялась разбирать чемодан.