Свечин помолчал. Серафима буквально видела, как он там внутри всё проверяет, взвешивает, сканирует. Ждала. Ее этот процесс почему-то не обижал, не злил. Сама попросила.
И вот подтвердил:
– То самое. Я тебя люблю.
Но Лёня и Игорь Петрович не остались в прошлом. Лёня требовал разговора, и в конце концов Серафима согласилась. Собрала его вещи, которых оказалось немало – целая сумка. Встретиться договорились в ресторане со смешным названием «Бельмесы». Почти в центре, неподалеку от главного здания университета.
В «Бельмесах» было удобно вести переговоры или выяснять отношения – есть кабинеты, можно даже шторкой закрыться…
Конечно, волновалась. Три года вместе. Нет, не вместе, а… В том-то и дело, что не вместе. Но Лёня все равно стал ей близким, необходимым. В Америке и сразу по возвращении была уверена, что отношения не возобновятся, не надо их возобновлять. И не выдержала. А теперь вот порвала резко и грубо. «Свечин приезжает, а ты не приезжай».
Может, не признайся Свечин в любви, продолжала бы игнорить Лёнины звонки, сообщения, просьбы, требования. Но теперь решилась. Теперь можно было объясниться и расстаться цивилизованно и окончательно.
– Меня должны ждать, – сказала девушке-администратору.
– Молодой человек с эспаньолкой?
– Что?
– Ну, такая бородка у него… – Девушка провела большим и указательным пальцами вокруг своих губ.
– А, да-да. – Серафима смущенно кивнула; девушка показала очень точно.
Лёня сидел в дальнем кабинете. Стол пустой, лишь подставка для салфеток и специй и папка меню… Подскочил, жалобно и одновременно радостно улыбнулся:
– Привет.
– Привет.
Серафима поставила сумку возле стола.
– Что это? – явно догадываясь, спросил Лёня.
– Вещи. Зарядка, тапочки… остальное…
– М-да. – Он помрачнел. – Еще и чайник, наверно?
Когда-то он подарил ей керамический электрочайник с росписью – стайка бабочек.
– Нет. Чайник не привезла. А надо было?
– Ну что ты… Это я так, не сдержал сарказма. Присаживайся, пожалуйста.
Присела. И Лёня присел. Смотрел на нее, потом, точно прочитав на лице, сказал:
– Значит, действительно, всё?
– Да. Извини. Всё.
– А я ведь тогда… – Голос его осекся, и он кашлянул, кашлянул интеллигентно, в кулак. – Я ведь тогда жене объявил, что ухожу. Она давно знала, спокойно приняла… На работу с сумкой пришел…
– Извини, – еще раз сказала Серафима, не удивившись почему-то, что так совпало. – Вернулся?
– Нет. У знакомого живу. Пустил…
Помолчали.
– Что-то закажем? – спросил Лёня. – Неудобно.
– Я сыта. Чай разве что. Зеленый какой-нибудь.
– Хорошо.
Тут же возник официант, будто стоял за стенкой.
– Чай зеленый и двойной эспрессо.
– Какой именно зеленый?
Лёня растерянно глянул на Серафиму.
– Молочный улун, – сказала она первое, что вспомнилось.
– Двойной эспрессо и молочный улун, – повторил официант. – И это всё?
– Да. Пока – да.
Он ушел, и Лёня задвинул штору.
– А у вас как? Серьезно?
Серафима кивнула:
– Да. Олег подал на развод. Решили пожениться.
– Неделю пожили и решили? Так не бывает.
– Может быть, не бывает. Зато, – ее стало трясти, – я отлично знаю, как бывает. Когда годами встречаешься с женатыми. И они говорят, что ты их девочка, а потом бегут к женам.
– Но ведь ты меня сама выпроваживала скорей.
– Видимо, потому что знала, что ты все равно уйдешь.
Снова помолчали. Он сгорбился на диване. Она опиралась на лежащую на столешнице руку. Спина колесом, сидит по-прежнему на краешке, готовая вот-то вскочить… Представила их со стороны, глазами оператора, который снимает свой фильм. Да, сильная сцена. Но сколько подобных сцен уже действительно снято. А сколько происходило, происходит и будет происходить в реальной жизни.
И захотелось и засмеяться, и заплакать. Вот сидят два человечка, которые были близки больше трех лет. Близки, но не вместе. Не так чтоб срастись. И через полчаса они разойдутся в разные стороны. Будут, конечно, иногда встречаться на каких-нибудь мероприятиях, но как чужие или в лучшем случае – как давние знакомые.
Да, не срослись, поэтому и расходятся… Хотя и сросшиеся часто отрываются друг от друга с мясом. Или сначала срастаются, а потом сросшееся место начинает сохнуть, отмирать, и они отваливаются. Может, так случилось у Свечина с женой. Хочется думать, что так, что отмерло. Что без мяса…
Принесли чай и кофе.
…Но там еще дети.
И, как Дементоры из «Гарри Поттера», ее стало обволакивать чувство вины. За всё.
Нет, ни в чем она не виновата. Никого она не разлучала, не рушила семьи, никого не предавала.
– Лёня, я понимаю, что это пошло, поэтому не прошу оставаться друзьями. Но давай не будем врагами.
Он опять взглянул на нее. Глаза всё такие же жалобные, а губы покривились в усмешке, подрагивали. Разомкнулись, выпустили ответ:
– Какой из меня враг – ты же меня знаешь… Но мне очень тяжело.
– Мне… – Серафима хотела сказать «тоже», поняла, что говорит это на автомате вежливости, что ее «тоже» может зародить в Лёне надежду восстановить прежнее, и она не договорила. Вернее, сказала другое: – А мне, извини, легко.
– Тем, кто прыгает в пропасть, тоже, наверно, легко падать.