Русские мыслители

«... Мы, несчастные анахарсисы новой Скифии. Оттого мы зеваем, толчемся, суетимся, всем интересуемся, ни к чему не прилепляясь, все пожираем, ничем не насыщаясь. <...> Мы любим друг друга, любим горячо и глубоко — я в этом убежден всею силою моей души; но как же проявлялась и про­является наша дружба? Мы приходили друг от друга в восторг и экстаз, мы ненавидели друг друга, мы удивлялись друг другу, мы презирали друг друга, мы предавали друг друга, мы с нена- вистию и бешеною злобою смотрели на всякого, кто не отда­вал должной справедливости кому-нибудь из наших, — и мы поносили и злословили друг друга за глаза перед другими, мы ссорились и мирились, мирились и ссорились; во время долгой разлуки мы рыдали и молились при одной мысли о свидании, истаевали и исходили любовию друг к другу, а сходились и виде­лись холодно, тяжело чувствовали взаимное присутствие и расставались без сожаления.

Как хочешь, а это так. Пора нам перестать обманывать самих себя, пора смотреть на действительность прямо, в оба глаза, не щурясь и не кривя дутою. <...> Ученые профессоры наши — педанты, гниль общества <... > мы сироты <...> мы люди без отечества <... >. Обаятелен мир давности. В его жизни зерно всего великого, благородного, доблестного, потому что основа его жизни — гордость личности, непри­косновенность личного достоинства. Да, греческий и латин­ский языки должны быть краеугольным камнем всякого обра­зования, фундаментом школ»[212].

Следует восторженное сравнение Шиллера с Тиберием Гракхом, а самого Белинского — с Маратом. «Личность человеческая сделалась пунктом, на котором я боюсь сойти с ума. Я начинаю любить человечество маратовски: чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется, огнем и мечом истребил бы остальную»[213]. Белинскому дороги только якобинцы — только они чего-то стуят: «тысячелетнее царство Божие утвердится на земле <... > террористами — обоюдоострым мечом слова и дела Робеспьеров и Сен-Жюс- тов», а «не сладенькими и восторженными фразами идеаль­ной и прекраснодушной Жиронды»[214], — а это ведет прямиком к социализму: той до-марксистской, «утопической» разно­видности социализма, которую Белинский весьма жаловал — покуда не понял, что к чему, — поскольку «утопический» социализм обещал поголовное равенство: «идея социализма <...> стала для меня идеею идей, бытием бытия, вопросом вопросов, альфою и омегою веры и знания. <... > И наста­нет время — я горячо верю этому, настанет время, когда никого не будут жечь, никому не будут рубить головы <... >. Не будет богатых, не будет бедных, ни царей и подданных, но будут братья, будут люди, и, по глаголу апостола Павла, Христос сдаст свою власть Отцу, а Отец-Разум снова воца­рится, но уже в новом небе и над новою землею»[215].