Русские на Афоне. Очерк жизни и деятельности игумена священноархимандриата Макария (Сушкина)

Но большинство, которым руководил о. иеромонах Андрей, желало во что бы то ни стало избрать преемника о. Паисию кого-нибудь из своей среды и считало достойным кандидатом на должность настоятеля названного о. Андрея. Пандократор не утвердил избрания большинства, чем вызвал крайнее недовольство со стороны братии скита против себя и даже открытое возмущение. Явившийся в полном составе членов протат, чтобы уговорить возмутившихся, не был впущен в ограду скита и удалился ни с чем крайне обиженный. Меньшинство обратилось за помощью к проживавшему тогда на Афоне русскому солунскому консулу К. Леонтьеву, прося его принять зависящие от него меры для успокоения возмутившихся. Но консул, считая себя не компетентным в данном деле, не прежде решился принять участие, как после усиленных просьб о том протата и отцов Пандократорского монастыря. Благодаря вмешательству К. Леонтьева, возмущение было прекращено, в дикеи на место о. Паисия был избран о. Гервасий, прочитана была всем архиерейская разрешительная молитва и, по-видимому, в скиту водворился мир. Недовольные, находившиеся вне стен скита, не бездействовали и выжидали лишь удобного случая к возобновлению беспорядков, которые начались немедленно после отъезда из скита русского консула. Неискательный о. Гервасий, ввиду этих волнений, отказался от настоятельства, вышел даже из состава братии скита, в котором водворилась снова анархия, и остальные годы своей жизни провел на покое в русском Пантелеимоновском монастыре, приняв схиму с именем Гавриила. Воспользовавшись этим обстоятельством, о. Андрей успел убедить пандократорских проэстосов в бесполезности дальнейшего сопротивления вступлению его в должность дикея скита, так как единственно этим только можно, по его словам, умиротворить братию скита, причем не преминул, как это в обычае общежительных монастырей Святой Горы нынешнего времени, наобещать им за свое утверждение ценные подарки. Если верить письму одесского купца г. Гладкова, доверенного русского Ильинского скита на Афоне, то о. Андрей за свое утверждение дикеем скита заплатил пандократорским проэстосам 500 турецких лир и впредь ежегодно обещался платить по 100 лир[233]

. Как бы там ни было, но о. Андрей достиг своего, и место дикея в русском Ильинском скиту осталось за ним.

С переходом власти в руки о. Андрея и его сторонников в скиту быстро все изменилось. Начальственные должности были розданы ближайшим лицам к о. Андрею, а прежние деятели были отставлены от должностей и должны были или уступить свое место новым лицам и снизойти на положение обычных рядовых монахов скита, или же даже выйти вовсе из состава скитской братии, что и сделали некоторые, как, например, о. Пахомий и о. Рафаил. Труднее всего было примириться с новым приниженным и даже гонимым положением в скиту такому выдающемуся деятелю его, как о. Иннокентию, 26 лет в роли эконома первенствовавшему в нем и пользовавшемуся таким большим влиянием среди братии, что если бы он желал, то мог легко и без труда занять место дикея скита. Высокомерное отношение к нему нового настоятеля о. Андрея делало совместную их жизнь в скиту невозможною, и о. Иннокентий решился низвергнуть установившийся порядок и избрать для скита нового настоятеля. В своем намерении и планах он опирался на свое прежнее влияние среди монашествующей братии, из коих многие были его «духовные чада», на дружественные связи с доверенным монастыря в Таганроге о. Филаретом, а главным образом на поддержку сильного эпитропа скита, одесского купца Михаила Романовича Гладкова, весьма не расположенного к новому настоятелю о. Андрею. Сочувствие этих двух лиц было важно для о. Иннокентия в том отношении, что в руках их сосредоточивались большие скитские суммы денег, в которых весьма нуждался новый настоятель скита, а план о. Иннокентия и заключался в том, чтобы поставить о. Андрея с братиею в финансовые затруднения, чем объясняется, между прочим, и его личный отказ сдать новому настоятелю монастырскую кассу, бывшую дотоле на его руках. О. Иннокентий рассчитывал, по своим прежним отношениям к о. Макарию и о. Иерониму, привлечь на свою сторону в данном случае и их сочувствие.