Русские на Афоне. Очерк жизни и деятельности игумена священноархимандриата Макария (Сушкина)

Нощеденственное, непрерывное и чинное богослужение, со строгим выполнением уставов церковного и монашеского, по воззрению русского народа, составляет неотъемлемую принадлежность всякого благоустроенного монастыря, и тем более монастыря святогорского, по самому своему исключительному положению располагающего своих начальников к неусыпной молитве и непрестанным духовным подвигам. Русский набожный человек, вечно занятый заботою о куске насущного хлеба и редко поэтому имеющий возможность уделять время на продолжительную молитву, рисует в своем представлении всякого монаха ангелоподобным человеком, отрекшимся от мира и всех его прелестей, строгим подвижником, неустанным молитвенником не столько о себе и о своих немощах, сколько о немощах присных ему по духу и плоти. Не удивительно поэтому, что во многих религиозных наших семействах, не утративших веру в идеального монаха, является и доселе весьма часто желание иметь хотя бы то и одного молитвенника-монаха из своей среды. Это желание весьма нередко высказывается даже целой деревнею, известным околотком и даже городом. В этой-то вере в идеального монаха, в воззрениях нашего народа на монастыри вообще и нужно искать объяснение того факта, что русский народ любит монастыри, охотно посещает их, хотя бы они находились на отдаленных окраинах нашего отечества или за границей, выстаивает благолепные и продолжительные богослужения без скуки и несет в них часто последнюю свою трудовую копейку. Понимая хорошо все эти требования и запросы русского народа по отношению к монастырям, покойный о. игумен Макарий всячески старался удовлетворить им, с целью поддержать в нашем народе веру в идеальное монашество. Безусловное подчинение строгому уставу общежития, введенному в обители, точное выполнение церковного устава за богослужением, которое обычно совершалось неспешно, с торжественною религиозною церемониальностию и прекрасным исполнением мощными голосами древнецерковных мелодий и местных афонских напевов – все это требовалось безусловно от великосхимника до новоначального монаха, желающего пребывать в числе братии русского Пантелеимоновского монастыря на Афоне. Сам покойный игумен своим личным примером безукоризненно точного выполнения установленных в обители порядков и уставов побуждал к тому же меньшую братию.

Первый удар колокола, призывающего братию в 12 часов к пробуждению от короткого сна и к исполнению келейного[302]

правила, нередко заставал покойного игумена за делами прошедшего дня или же за обширной корреспонденцией; спешно тогда завершало игумен свои нескончаемые дела и немедленно становился для исполнения келейного правила. Призыв била церковного, предваряющего обыкновенно звон в колокол пред началом всякого богослужения, побуждал старца быть в храме, в особой келейке на хорах, на своем месте, до начала богослужения, здесь он выстаивал обыкновенно всякую утреню с полунощницею, а в праздничные дни все всенощное бдение, которое длится обычно по 12 часов, не присаживаясь даже и в положенное по уставу время, так как не имел для этого ни минуты свободного времени. «Двери небольшого параклиса (комнатки) в Покровском соборе, за которые один за другим, без отдыха для духовника, входили желавшие исповедоваться, – пишет И. Ф. Красковский по личному наблюдению, – осаждались такою плотною толпой монахов и поклонников, что пот катился по их лицам. По два, по три часа дожидались очереди, лишь бы только проникнуть за эти заветные двери и «у самого батюшки» исповедаться. Трудно, пожалуй, этому поверить, но это факт, что отец Макарий, особенно поклонников, иногда по часу и более времени исповедовал, за то и исповедь эта была такою, какую у латинян называют «генеральной». О. Макарий не допрашивал о грехах

, особенно по требнику, как это делают некоторые неопытные или небрежные духовники, а исповедующийся сам во всем сознавался вследствие одного намека прозорливого старца, глядевшего таким ласковым, всепрощающим, но в то же время глубоким взором, что тот невольно чувствовал пред собою присутствие Всеведущего и Всемилосердного, но и Карающего, а потому содрогался душой и падал ниц в трепетном сознании своей греховности

. Некоторые поклонники приезжали на Афон нарочно для того только, чтобы исповедаться у о. Макария[303].