Он просто кивнул им обоим – на дверь.
Самая мрачная эпоха, это сегодняшний день – честное слово! Михаил Сергеевич сидел как вкопанный… возвращаться в кабинет, за стол, совсем не хотелось.
Господи, какие же дураки! Почему вокруг него так много дураков?
И тут Горбачев тоже сделал глупость: позвонил Ельцину.
Они редко звонили друг другу. Раз в месяц, не чаще и только – по крайнему случаю!
Ельцин возвращался из «Макдоналдса» и был не в духе. Настроение изгадил Бурбулис, потом – «Макдоналдс».
Вообще-то Борис Николаевич был не любопытен, но в «Макдоналдсе», в этом скворечнике с кривой буквой «М», было для Ельцина что-то загадочное. Все мы «родом из детства», короче говоря!
А тут, на протокольном обеде, ему подали трехслойный бутерброд с котлетой. Ельцин покрутил головой: как его ость-то? Руками? Или, как положено Президенту, ножом и пилкой (на столе их не было)?
Коржаков ел руками.
Что делать? Президент Российской Федерации помедлил, взял «биг-мак» в руки… и – сразу обдряпался. Покрасней, Ельцин мигом запихнул биг-мак в рот, проглотил что-то еще (он даже не понял что), запил все это кока-колой и сразу почувствовал, что кока-кола вот-вот разорвется у него в животе, как динамит.
И зачем только он поехал в этот «Макдоналдс», – а?
Самое трудное в профессии Президента – научиться выслушивать идиотов.
Ельцин пытался вспомнить, кто же предложил ему – «вместе с внуком» – посетить «Макдоналдс» в день его открытия.
Но так и не вспомнил.
А вот Борька, внук, рассмешил:
– Человек рожден для счастья, а не для того, чтобы слушаться! – заявил он Наине Иосифовне, когда она, перед «Макдоналдсом», пыталась пораньше отправить его в кровать.
Шесть лет!
Ельцин… – да, Борис Николаевич – человек привычки, и к Бурбулису, увы, он уже привык. – …Куда, куда этот Бурбулис денется, кому он нужен, кроме него, Ельцина? Змей с птичьим голосом – в отставку, а? Нашел чем испугать Президента Российской Федерации!
Наина Иосифовна терпеть не могла Бурбулиса. На официальном банкете в честь победы Ельцина на президентских выборах Бурбулис напился, облевал стены, там же, в уголке, пописал и приполз обратно за праздничный стол!
Сегодня утром у Ельцина мелькнула мысль, что Бурбулис вообще относится к нему, как к своему инструменту.
«А вот возьму щас… и спрошу: где заявление? – рассуждал Ельцин. – Шта-а он ответит?..»
Кортеж машин объезжал Кремль, чтобы въехать через Спасские ворота. У Ельцина были слабые сосуды, мозг страдал от кислородного голодания, поэтому он никогда не смотрел в окно: кружилась голова.
«Шта, позвонить?»
Телефон пискнул сам. Ельцин вздрогнул: если в машине звонит телефон, значит, что-то случилось.
Александр Коржаков, начальник охраны, снял трубку:
– Служба безопасности.
Коржаков сидел впереди, рядом с Игорем Васильевым, любимым шофером Президента.
– Одну минуту, доложу. – Коржаков повернулся к Ельцину. – Это Горбачев, Борис Николаевич.
– Сам?
– Нет, телефонистка.
– Соединяйте.
Коржаков с миниатюрной телефонной трубкой в руке – как медведь с дамской сумочкой. Будет цирк: Горбачеву доложат, что Ельцин у телефона, Горбачев (как он любит поговорить!) тут же разразится длинным приветствием, Коржаков выдержит паузу и гордо ответит, что Президент России вот-вот возьмет трубку.
Нет, черта едва!
– Это кто, Коржаков… что ли? – поинтересовался Горбачев. – Рад тебя слышать, Коржаков. Как служба?
Коржаков растерялся.
– Одну минуту, Михаил Сергеевич.
– Твоя-то жизнь как? А?.. Чего молчишь?
Кортеж проезжал Гостиный двор.
Ельцин вяло взял трубку: – Да.
– Приветствую, Борис Николаевич! Как здоровье Президента России?
Горбачев стеснялся говорить Ельцину «ты», а звать его па «вы» не желал.
– Чувствую себя… изумительно, – сморщился Ельцин. – Вы по делу… ко мне?
– А как же, как же, по делу… конечно, по делу. Конкретно – по маршалу Шапошникову.
– А шта Шапошников? – не понял Ельцин.
– Так и я вот… удивляюсь, Борис… – засмеялся Горбачев. – Или Шапошников дурак, или провокатор, я так сказку! – Горбачев сделал паузу. Он интересно строил разговор – на паузах; быстро находил ключевые слова и тут же, почти по-мхатовски, ставил паузу, выделяя смысл. – Шапошников в армии коммерцию развернул. С мест вовсю сигналы идут. Я его с утра вызвал, поговорить хотел, потому что чувствую, Борис, он – под давлением. Так Шапошников такие речи завел, что мы с Вадимом Бакатиным, он тоже был, обомлели. Союз, говорит, надо срочно спасать! Намекает, что пора вводить военное положение. Как было в Польше когда – то. – Я, короче, все документы про коммерцию… подошлю, надо, чтоб Президент России сам бы во всем разобрался!
– Разберемся… – Ельцин помедлил. – А у вас… шта-а, есть кандидатура на министра?
– Нет, нет, – заторопился Горбачев, – если по кандидатуре, так это ж Россия должна продвигать, больше некому, все ж округа на ее территории…
Ельцин, кажется, пришел в себя.
– А по-моему, Шапошников – ничего, нормальный министр… Может быть, конечно, в чем-то слабоват, но надо подождать.
– Я думаю, Борис Николаевич… – Горбачев оживился. – А что, если мы встретимся, а? И переговорим?
– О чем?
– Как о чем? Обо всем!