Русский ад. Книга первая

Теленок с дубом пободался.Дуб зашатался… но остался.

Тогда он стал подряд Бодать других телят.С телятами ж бывает дело тонко:

Один ломает рожки сгоряча,Другой дает от дуба стрекача,

А иногда и от теленка…

Резануло, однако: Владимир Лакшин, ближайший сотрудник А.Т., говорит Караулову, что встречаться с Солженицыным не собирается. (Как будто здесь, в Вермонте, Лакшина ждут не дождутся.) Надо, мол, уметь «рассчитываться и прощаться. Прощаться на этой земле навсегда». Или – до той поры, когда «под иным небом и на иной тверди» кто-то обязательно их рассудит: «Новый мир» и Солженицына.

Ему вторит Фазиль Искандер: пожизненной каторжной работой Солженицын истощил свою душу, как истощается пахотное поле под добросовестным плугом крестьянина…

Утром сюда, в Вермонт, подлетела из Москвы газетка: старое фото, 60-какой-то год, кремлевский прием, Александр Исаевич рядом с Шолоховым почти в обнимку, их только что познакомил Хрущев.

А прежде был прислан еще и журнальчик: записка Лебедева, ближнего боярина Никиты Сергеевича, на высочайшее имя – самому Хрущеву; кто-то вытащил ее (для чего только?) из надежных цековских архивов.