Русский ад. Книга первая

А с Наташкой, подлюгой, Егорка решил разобраться следующим образом. Про Москву ничего ей не говорить, оставить записку: так, мол, и так, уехал куда глаза глядят, не скажу куда, потому как обижен до крайности…

Может… задумается, дура?

И, не мешкая, на вокзал. Будет билет – отлично! Не будет – ночку-другую можно будет и на вокзале скоротать, срама тут нету…

Автобус был полупустой. Точно, деньги у людей кончились, если даже за спиртом никто сейчас не едет…

Красноярск стал – вдруг – каким-то обшарпанным, постаревшим, чужим. Ветер, мгла непроглядная, людей за сугробами не видно, снег не убирают, автобусы еле ползают, натыкаясь, сослепу, друг на друга…

Вокзал как скотный двор. Сугробы прямо у касс, в зале. И как только в них, в этих кассах, тетки сидят? Или в ногах у них батареи?

Двадцать тыщ билет!

От церкви люди отвернулись, потому и цены такие в стране, – вот что…

До поезда был час, и получалось все очень складно. Егорка дернулся было в буфет, но там только коньяк по пять тыщ рублей, водки нет. А бутерброды стоят, как золотые слитки!

Хорошо, что Наташка держала в холодильнике вареные яйца; с собой Егорка прихватил аж восемь штук.

На пару дней хватит.

Поезд был подан минута в минуту. Егорку поразило, что в вагоне, где народу, он думал, будет тьма-тьмущая, никого не оказалось. Купе тоже вроде пустое, но с полки вдруг свесилась лохматая детская голова:

– Дед, закурить есть?

– Какой я те дед? – изумился Егорка.

Во порядки! Человек только в вагон вошел, и сразу у него папироску просят…

– Дай посмолить, дед! С утра не курила!

– Да счас! – окрысился Егорка.

Он и не думал раскидываться табаком.

Лохматая детская голова исчезла обратно в подушках.

«Надо ж… дед!» – хмыкнул Егорка. Он вроде бы побрился сегодня, в баню накануне сходил, путь-то не близкий. Какой же он дед? Разве не видно, что он не дед?..

– А тебе, девонька, покурить охота?.. – осторожно спросил Егорка.

– Очень! – голова тут же свесилась с полки. – Цельный день не смолила!

Девочка была какая-то мутная, грязная, но с озорными глазами.

– А скель те годков? – заинтересовался Егорка. – Меня, шоб ты знала, Егоркой зовут.

– Ты че, дед, мент? – зевнула девчонка.

– Поговори здесь! Я т-те дам… дед!

– Лучше папироску дай. Поцелую!

Егорка оторопел.

– А ты че, из этих, што ль?..

– Из каких… этих?

– Ну, которые… – Егорка не знал, как ему поделикатнее выразиться, – которые… по постелькам шарютси…

Он ни разу в жизни не изменял Наташке и ни разу в жизни не видел продажных женщин, в Ачинске таких не было, если бы они были, весь бы город знал их в лицо.

Девочка спрыгнула с полки и устроилась рядом с Егоркой.

– Я се любовь ис-щу, – объяснила она. – Настояс-щую!

На девочке была только длинная грязная майка, но она тут же поджала свои голые коленки и уложила на них подбородок.

– И куда ж ты, задрыжина, прешси? А?..

Девочка смотрела на Егорку с большим интересом.

– Кто я? – Он сжал кулаки.

– Ты!

– Я!

– Дед – тыща лет, – вот ты кто!..

На вид девочке было лет четырнадцать-пятнадцать, не больше.

– Ище раз обзовешьси – встану и уйду, – строго предупредил Егорка. Ему было важно продемонстрировать характер.

– Ханки капнешь?

– Ч-че? Кака еще ханка? Ты ж пацанка!

– Во, бл! – сплюнула девочка. – А ты, дед, прижимистый крючок, я смотрю!

Ее майка резко свалилась с коленок, но девочка не шелохнулась и с тоской смотрела куда-то в окно.

– Манилку убери, – попросил Егорка.

Девочка хмыкнула, но все-таки натянула майку обратно на коленки.

– Вот это… правильно будет, – строго сказал Егорка. Он снял с плеч рюкзак и ловко закинул его на верхнюю полку.

За окном катилось белое-белое Красноярье: елки и снег.

– Мамка шо ж… одну тебя пускает? – не переставал удивляться Егорка. – Во порядки!

– Сирота я. Понял?

– Во-още што ль никого?

– Сирота! Мамка пьет. Брат был.

– А че ж тогда сирота?

– Братик помер. Перекумариться не смог. Колотун срубил.

– Так че ж сирота, если мать есть? – не понял Егорка. – Пьет она, – сплюнула девчонка. – Нальешь?

– Подпирает, што ль?

– Ага, заснуть хотела… думала, легче бу Не-а, держит. Пришел проводник, проверил билеты.

– В Москву?

– Ага, – кивнул Егорка.

– По телеграмме, небось?

– По какой телеграмме? – испугался Егорка.

– Ну, можа, преставился кто… – протянул проводник. – Постель берем?

– А че, в Москву без телеграммы не ездят?.. – удивился Егорка.

– Нет, конечно… – вздохнул проводник. – Не до экскурсий счас. Не жизнь, а одна срамота.

– А я – на экскурсию, понял?..

– Так что постель?

– Ну, мож… и возьму…

Егорка догадался, что за постель тоже надо платить.

Проводник как-то странно посмотрел на Егорку и вышел.

– Поздравляю, дед! – хихикнула девочка. – В Иркутске легавый сел. Этот… сча ему стукнет. Они о подозрительных завсегда стучат. И если тот с устатку отошел – жди: явится в момент изучать твою личность!

Егорка обмер: все его документы – в Ачинске…

– А ежели я… дочка, без бумажек сел? Пачпорт оборонился? Че тогда будет?

– Без корочек прешь?

– Не… ты скажи: че тогда делают?

– Че? – девочка презрительно посмотрела на Егорку. – Стакан наливай, тогда просвещу.

– Тебя как звать-то?