Русский реализм XIX века. Общество, знание, повествование

Во время написания «Записок охотника» Тургенев черпал вдохновение в текстах русских писателей, описывающих жизнь в деревне, таких как Владимир Даль и Дмитрий Григорович (который в это время только что опубликовал «Деревню»), а также в рассказах Бертольда Ауэрбаха и Жорж Санд о сельской жизни[705]. Эти писатели и их критики публично размышляли о проекте интеграции элементов диалектной речи в литературный язык, фиксируя звуки речи в «записках»

[706]. Технические проблемы воспроизводства низкостатусной речи в литературном тексте не были уникальны для России XIX века. Теоретически, писатель мог просто транскрибировать речь, но устная и письменная речь отличаются друг от друга: любая система записи передает фонетику устной речи только приблизительно, вне зависимости от того, насколько хорошо она адаптирована к конкретному языку. Транскрипцией также управляют законы речевых табу, которые делают некоторые слова непечатными. Тургенев писал в период, когда зазор между устно употребимыми словами сельской речи и литературным языком воспринимался как проблема, которую люди хорошего вкуса, подобные ему, могут разрешить с помощью внимательного слушания и выборочной транскрипции. Эти принципы очевидно стоят за весьма скупыми вкраплениями диалектных слов в «Записках охотника»[707]

. Крестьяне в рассказах Тургенева используют региональные термины для обозначения природных и географических феноменов, которые поясняются в сносках, наряду с вариантами нестандартного произношения общеизвестных слов, притом что весь сборник рассказов начинается с замечания о том, что рассказчик не точно передает все, что он услышал: «Читатель позволит мне не передавать его [Полутыкина] заиканья»[708].

Современный многофункциональный русский литературный язык, которым пользовался Тургенев, был создан в XVIII веке в результате имперского проекта лингвистического развития. Целью этого проекта было создание лингвистического инструмента, который можно было бы использовать, как во Франции или Англии, для нужд администрирования, а также как материал для престижного словесного искусства[709]. (В то же время государство поддерживало и бумажную промышленность.) В первые десятилетия XIX века писатели продолжали работать над развитием языка, споря о том, могут ли слова из устной речи, которые ассоциируются с конкретной социальной группой (дворяне, носители немецкого языка, священнослужители, купцы и крестьяне), быть использованы в литературе. Вопросы о том, как – и нужно ли – адаптировать литературный язык так, чтобы он мог отражать, что и как говорят бедные люди, сильно интересовали писателей тургеневского поколения[710]

.

Мыслители этого и последующих периодов имели склонность рассматривать решение писателей включать элементы низкостатусной речи в их литературные тексты в контексте истории социальных барьеров, а не истории медиа. Авторы, которых Гаспаров называет «лингвисты-славянофилы», такие как Даль, концептуализировали отказ от заимствований из западноевропейских языков в пользу русских регионализмов как утверждение витальности русской культуры и шаг к объединению бедных и богатых[711]. Схожим образом, воспринимая язык как средство социальной интеграции, лингвисты-историки советского периода Виктор Виноградов и Григорий Винокур описали два параллельных феномена середины XIX века, оба возникшие на пересечении городского и деревенского лингвистических регистров: писатели слушали сельских жителей и использовали услышанное для реформы литературного языка эффективно и в демократическом духе, тогда как выходцы из деревень, оказавшись в городской речевой среде, создавали уродливый, неэффективный язык[712]. Скептически относясь к этому предположению, историк языка Виктор Живов утверждал, «что никакой реформы русского литературного языка – „демократической“ или недемократической – в середине XIX в. не происходило»: писатели-реалисты середины века просто вставили лексические единицы в лингвистическую и литературную материю, которая во всех остальных чертах сохранила текстуру 1830‐х годов. Тем временем с ростом урбанизации литературным языком пользовалось все большее количество людей. Вместо того чтобы фокусироваться только на литературных текстах, Живов призывал ученых изучать институции, которые способствовали развитию письма: рост количества газет и расширение книжного рынка, рост образования и уровня грамотности[713]. В своей статье, уделяя внимание процессу производства бумаги, я следую совету Живова.