Читаем Русский реализм XIX века. Общество, знание, повествование полностью

Видение интеллектуального капитала как двигателя прогресса послужило контекстом для продвижения термина «реализм» в других влиятельных статьях Писарева – «Реалисты» (об «Отцах и детях») и особенно «Новый тип / Мыслящий пролетариат» (о «Что делать?»). Именно здесь представления о реализме оказались прочно привязаны к «реализму» как термину. Писаревское понимание «реализма» имело мало общего с действительной общественной жизнью и человеческим опытом. Напротив, его «реализм» был очередным продуктом демократического дискурса. В его статьях реализм выступал как фантазия критика о жизни вымышленных персонажей, исторических личностей и коллег-профессионалов. В этих статьях эти разнородные фигуры, плоды воображения Писарева, имели одинаковый статус «реально» существующих людей.

Риторические процедуры Писарева наследовали риторике Белинского и Чернышевского, а также задействовали модель «нового человека», созданную при канонизации Добролюбова. В статьях Писарева «разум» Белинского, подкрепленный научными метафорами и понимаемый в утилитарном духе Чернышевского, беспроблемно объединяет опыт любого прогрессивного человека. Этот человек борется со своими физическими желаниями и экзистенциальными тревогами: темы любви, болезни, смерти и самоубийства центральны в жизни новых людей Писарева[839]

. Рассматривая эти темы, он использует риторический ход Белинского: противоречия человеческой жизни актуальны лишь для тех, кто принадлежит прошлому. Соответственно, Писарев «переписывает» литературных персонажей, чтобы показать, как уже существующие «реалисты» его критической фантазии способны легко преодолевать свои экзистенциальные проблемы в настоящем.

Реалистическая риторика, влиятельно проявившаяся в критике Писарева, выходила за пределы демократического сегмента русской прессы. Одним из наиболее заметных знаков этого процесса стало вступление М. Н. Каткова в полемику о Базарове в 1862 году. Противник «реальных критиков» «Современника» и «Русского слова», Катков годом ранее вел борьбу против «Антропологического принципа» Чернышевского, подчеркивая несостоятельность оппонента в обсуждении отношений между материальным и духовным аспектами человеческого опыта[840]

. Однако когда Катков писал о Базарове, он воспользовался именно тем языком, против которого выступал, критикуя Чернышевского: подобно Писареву, Катков утверждал, что художественное изображение нигилизма Тургеневым и есть истинное проявление русской действительности, и развивал эту действительность, описывая в своей статье воображаемые ситуации, выходившие за рамки романа[841]
.

Еще одно подтверждение влияния реалистической риторики можно видеть в статье Н. Н. Страхова о Базарове в том же 1862 году. Страхов, другой противник «реальных критиков», тщательно оговаривал, что «действительность» Базарова – продукт эстетики: как и все литературные «типы», Базаров был обобщенным художественным образом, объединявшим хаотические проявления общественной жизни. И тем не менее язык Страхова подчеркивал непосредственное существование литературного персонажа. Базаров не только проявил «действительность», но и был «человек вполне живой, не фантом, а настоящая плоть и кровь», оживленная «теплой струей жизни». Риторическое соскальзывание от литературного типа к живому человеку привело Страхова к использованию стандартной тавтологии реализма: он утверждал, что Тургенев «изобража[ет действительность] как она есть». Для Страхова Базаров был реальнее «реальных критиков» и даже становился мерой их существования: в частности, реальность Писарева приближалась к реальности Базарова. Успех Писарева был основан на его «искренности». Подобно тому как Тургенев выражал действительность «как она есть», Писарев выражал себя как он есть, «искренне». Таким образом Страхов воспроизводил риторику Белинского, который связывал «истину» с «искренностью», заменяя эпистемологический аспект отношений между действительностью и письмом на моральный. «Неистовость» Белинского и «искренность» Писарева оказывались не риторическим эффектом их письма, а критерием их действительности[842].

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

1941: фатальная ошибка Генштаба
1941: фатальная ошибка Генштаба

Всё ли мы знаем о трагических событиях июня 1941 года? В книге Геннадия Спаськова представлен нетривиальный взгляд на начало Великой Отечественной войны и даны ответы на вопросы:– если Сталин не верил в нападение Гитлера, почему приграничные дивизии Красной армии заняли боевые позиции 18 июня 1941?– кто и зачем 21 июня отвел их от границы на участках главных ударов вермахта?– какую ошибку Генштаба следует считать фатальной, приведшей к поражениям Красной армии в первые месяцы войны?– что случилось со Сталиным вечером 20 июня?– почему рутинный процесс приведения РККА в боеготовность мог ввергнуть СССР в гибельную войну на два фронта?– почему Черчилля затащили в антигитлеровскую коалицию против его воли и кто был истинным врагом Британской империи – Гитлер или Рузвельт?– почему победа над Германией в союзе с СССР и США несла Великобритании гибель как империи и зачем Черчилль готовил бомбардировку СССР 22 июня 1941 года?

Геннадий Николаевич Спаськов

Публицистика / Альтернативные науки и научные теории / Документальное
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии