Русский Ришелье

Поганкин умело польстил князю, потешил его самолюбие. Все дал Бог Ивану Андреевичу Хованскому – и родословную[38], и княжеский титул, и богатство, и высокую должность. Но вот чести стать боярином (этим званием государь награждал лишь самых умных, самых способных слуг своих) Иван Андреевич пока не удостоился. О чем ловкий делец Сергей Поганкин мудро забыл.

Однако лесть лишь на несколько секунд оградила хитреца от княжеского гнева. Улыбка медленно сползла с лица Ивана Андреевича. Губы грозного воеводы сжались, взгляд сделался страшен.

– Смилуйся! – взмолился Поганкин, видя гнев воеводы, и на сей раз подмел пол уже не только волосами, но и густой, окладистой бородой. Купец не спрашивал, почему рассержен князь – сочтет нужным, проинформирует.

Князь хотел видеть его глаза, не желал говорить в тот момент, когда Поганкин уткнулся лицом в пол. Недолго думая, нагнулся, схватил торговца за бороду, потянул ее вверх и, невзирая на страшный крик, таким способом поднял купчишку на ноги.

Когда Сергей Поганкин пришел в себя после страшной боли, только и спросил:

– Почто, воевода милостивый?!

– Ты пес еси, кал еси! – доходчиво объяснил Хованский цитатой из Ивана Грозного.

Поганкин был столь напуган, что, несмотря на устроенную ему воеводой пытку, по-прежнему не просил объяснить, на что же Хованский гневается, почему имя богатейшего горожанина так порочит. Стоял Поганкин, трясся от страха и ждал продолжения. Глаза его были полны слез.

– Значит, опять тайно ездил в немецкую землю и у границы встречался с ливонскими купцами? А ежели тебя бы там поймали да стали огнем пытать, спрашивая, сколько в Пскове войск, каковы они? Ты ведь много бы свеям рассказал, Поганка!

Князь Хованский от души заехал купцу каблуком сапога между ног.

Тот уже не орал, а несколько минут беззвучно корчился от боли, вновь упав на землю.

– Город, войско погубить хочешь?! Ты пес еси, кал еси! – повторил князь и сапогом от всей души дал Поганкину по полной заднице, словно испытывал изделие сапожника на прочность. Поганкин решил, что отпираться бесполезно.

– Бес попутал, – жалобно сказал богатейший псковитянин, елозя брюхом по не очень-то чистому полу. – Смилуйся, князь-воевода, не вели казнить, не оставляй сиротами детей моих малых!

Поганкин молил о пощаде очень жалобно, а про себя думал со злостью: «Кто выдал?! Распознаю, денег не пожалею, найму татей, чтоб утопили предателя в реке Пскове!»

Князь задумчиво посмотрел на бороду Сергея Поганкина. Тот уловил взгляд воеводы и вскочил, не дожидаясь, пока Иван Андреевич снова потянет его вверх.

На лице потомка легендарного Гедемина появилась улыбка, не сулившая Поганкину ничего хорошего.

– Что привез? – почти ласково спросил князь.

– Так и обидно, что пустяки. Какая во время войны торговля?! Сельди несколько бочек, немного писчей бумаги. Посуду оловянную, и ту немецкие купчишки продавать боятся. Думают, будто мы металл на пушки перелить можем, а с них потом за продажу на Русь металла спросят.

Улучив момент, купчина сунул князю в руки средних размеров кошель.

– Вот. Здесь все, что я выручил за эти товары, перепродав их лавочникам псковским да купцам московским. Возьми, князь-воевода, на нужды войска русского. Пусть хоть так поездка моя многогрешная пользу Руси принесет. – Поганкин встал на колени перед князем.

А сколько ты выручил в Ливонии за пеньку, из коей корабельные канаты делают?

Вот тут-то богатейший купец Пскова чуть не взвыл, хотя никто в этот момент его за бороду не дергал. А князь для острастки еще раз наподдал сапогом в его круглый бок, пообещал:

– На дыбе сдохнешь!

– Я сейчас. Я все деньги отдам на благо войска, – затараторил Сергей Поганкин. Купец побежал вверх по лестнице, за деньгами.

Князь Иван Андреевич грозно предупредил его:

– Деньги воям всегда нужны, надо бы и лошадей прикупить, и провиантом запастись. Да только узнаю еще хоть раз, что в военное время к немцам ездил – деньгами не откупишься, бледная Поганка!

Поганкин и в самом деле стал в этот момент бледен, как полотно. А князь завершил разъяснительную работу:

– До плахи палача не доживешь, он тебя прямо на дыбе насмерть запытает, да так, что не только о поездках в Ливонию пожалеешь, а о том, что на свет родился.

Такое напутствие придало толстому Сергею Поганкину ускорение, и он с не характерной для человека его комплекции быстротой помчался за пожертвованием для доблестной российской армии.

Внезапно в дом вбежал запыхавшийся гонец. С первого взгляда было видно, что, до того как слезть с лошади во дворе Поганкина, проскакал он немало верст. Даже не кланяясь, чтобы не терять времени, протянул князю Хованскому письмо.

Тот прочел и тут же выбежал вон из избы. Ивашка был поражен, как изменился за мгновенье Иван Андреевич. Вальяжный, болтливый, князь-самодур исчез, перед ним был воин, суровый, дисциплинированный и решительный. Одним рывком вскочил в седло и сразу же поскакал вперед, даже не дав команды Ивашке следовать за ним.