Несколько слов об оформлении детского альбома 1920 — начала 1930-х годов. Он отчасти сохраняет свою живописную форму — чередуются изображения сердец, цветов (которые уже теряют свою знаковую символику). Сохранились устойчивые орнаменты, портреты подруг, местные пейзажи. Вместе с тем это уже другая техника иллюстрирования: вырезанные и наклеенные картинки, сердца из фольги. Если в альбомах гимназисток встречаются только птицы (с особой символикой), то здесь уже самый разнообразный животный мир: щенки, собаки, котята, лошади и даже поросята. Альбом 20-х годов очень напоминает своим живописным разнообразием заднюю стенку крестьянского сундука или солдатского чемодана с потрясающим рядом всевозможных, ярких картинок и фотографий. Вторгается в альбом и пионерская тематика — наклеенные картинки трубачей и барабанщиков, появляется и пионерская поэзия.
В школьном альбоме 20 — 30-х годов значительно реже цитируются упомянутые выше поэты — остаются, пожалуй, только Пушкин и Лермонтов. Иногда даже встречаются совершенно «непрограммные» для того времени авторы — С. Есенин («Выткался на озере алый цвет зари») и даже К. Бальмонт («Нет дня, чтоб я не думал о тебе»). Альбом, отражая общекультурную ситуацию конкретного времени, остается интимным дневником.
Авторский пласт в альбомах 20 — 30-х годов заменяется своеобразным разделом «Для воспоминаний», где часто доминирует новая лирика — «На Варшавском, на главном вокзале», «На муромской дороге», «Серая юбка», «Детский садик, как пчелиный рой» и многие другие. Этот раздел составляет только «новая лирика» (типа жестокого романса), столь популярная в крестьянской и окраинногородской среде, и примитивная поэзия.
Многие «жестокие романсы» перешли в девические альбомы как из устной традиции, так и из альбомов девушек предшествующих поколений и многочисленных печатных песенников. Известная доля романсов стала распространяться и бытовать в школьных альбомах только в письменном виде, переходя из альбома в альбом. Альбом — квинтэссенция любовных чувств, поэтому тема несчастной любви, ревности, измены, воплощенная в «жестоких романсах», находит здесь свое место наряду с элегическими, мадригальными и пасторальными стихотворениями. Сравним текст из послевоенного альбома, явно связанный с традицией жестокого романса:
Более того, в детский альбом проникают тюремные романсы и песни, причем поражает обилие «репрессивной» лексики, свойственной тому периоду:
Девичий, прежде всего школьный, альбом 30-х годов стал более открытым, в отличие от гимназического, для фольклорных проявлений разных культур и субкультур: крестьянской, воровской (очень часто встречаются классический именной ряд воровской песни — Мурка, Лялька и т. п.), детской. Фольклорные мотивы все глубже проникают в альбом. В стихах высвечиваются устойчивые фольклорные словосочетания: «И вспомнишь ты златые горы» («Когда б имел златые горы»), «Ехала на бал», «Имеет губки бантиком» (детская словесная игра «Барыня»), «Галя бегала, шалила» (дразнилка на плохую ученицу). Встречаются частушки и близкие к частушкам тексты:
Некоторые тексты, бытующие в песенниках последнего десятилетия, также связаны с частушечной традицией:
Но, наверное, самым ярким примером использования фольклорных формул для создания альбомного стиха является следующий текст:
Первая строчка — зачин детской считалки; вторая — устойчивое для новой лирики сочетание образов и имен — матрос, Леля; третья строчка — лермонтовское «Бородино», четвертая — из детской словесной игры «Барыня». Четыре реминисценции в четырех строчках!