Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море

Как и полгода назад, Акаси был вполне удовлетворен результатами конференции и настолько уверовал в собственное всесилие, что все дальнейшие революционные события в России (включая восстание на броненосце «Потемкин») был склонен относить к числу ее непосредственных итогов[644]. В этом духе была выдержана и являлась такой же нелепостью инструкция, данная им Деканозову в начале мая 1905 г. относительно характера революционного движения в России, которую Мануйлову удалось записать дословно: «Во всем этом движении необходимо, по возможности, не трогать частной собственности, дабы не раздражать общества, но направить все против самодержавного правительства. Нужно, чтобы движение это в особенности носило характер антицарский, а потому, по моему мнению, следовало бы громить имущество, принадлежащее Удельному ведомству»

[645]. Отдадим должное Деканозову, для которого, учитывая реальные возможности его партии, поставленная Акаси задача была не более выполнима, чем поручение достать луну с неба. Он не растерялся и ответил, что «в этом направлении кое-что уже начато в Таврической губернии».

Что касается практической стороны достигнутых в Женеве договоренностей, то, как писал Акаси, участники конференции обязались продолжать свою революционную деятельность с тем, чтобы летом 1905 г. «предпринять отчаянный шаг»[646]

. Обсуждение такого «шага» на конференции носило весьма общий характер, и это дало повод Ратаеву в своем очередном донесении в Петербург отметить «крайнюю слабость и беспомощность всех этих партий, раз только вопрос, как, например, о вооруженном восстании, ставится на чисто практическую почву»[647]. Со значительно большим оптимизмом смотрел на перспективы развития революционного движения в России Акаси. «Большое восстание должно начаться в июне, – комментировал он решения конференции в донесении на имя начальника Генштаба Японии маршала А. Ямагата от 12 апреля 1905 г., – и оппозиция предпринимает все новые и новые усилия для приобретения оружия и взрывчатых веществ». «Дата начала восстания еще не установлена, – добавил он здесь же, – но будет вполне безопасно переправить оружие морем»

[648].

Последняя фраза, конечно, не была случайной. Еще в феврале 1905 г. Циллиакус запросил у Японии новых субсидий, обещая, что к лету этого года революционерам удастся «разжечь большое движение». По первоначальным подсчетам Акаси, для этого было потребно всего 440—450 тыс. иен (в дальнейшем эта цифра была удвоена). Несмотря на то, что соображения Акаси горячо поддержал посол во Франции И. Мотоно (его телеграмма на этот счет была даже доложена императору и гэнро

), просьба Акаси была удовлетворена далеко не сразу, поскольку идея финансирования вооруженного восстания в России имела в Токио и своих влиятельных противников. Среди них был сам министр иностранных дел барон Комура, убежденный сторонник войны с Россией, один из «ястребов» японского кабинета. Очевидно, министр понимал, что война рано или поздно кончится и, следовательно, Японии нужно будет с кем-то договариваться о мире, причем этот «кто-то» должен был быть достаточно авторитетен и силен, чтобы обеспечить выполнение условий договора. К тому же целью Японии в войне не являлось полное уничтожение и порабощение российского государства, а катастрофическое ослабление великого северного соседа грозило в корне изменить геополитическую ситуацию не только на Дальнем Востоке, но и во всем мире, причем – с трудно предсказуемыми для самой Японии последствиями. На то, что, с точки зрения японских интересов, «радикальная революция в России была бы нежелательна, поскольку в этом случае Японии не с кем будет договариваться о мире», в январе 1905 г. в частном разговоре указал и маркиз Ито[649].

В распоряжении Комура были и другие аргументы против попыток спровоцировать дальнейший рост внутренней напряженности в России. Отвечая в январе 1905 г. на предложение посланника в Швеции Акидзуки Самаро предоставить в распоряжение российских революционеров 200 тыс. иен (по мнению историка Ч. Инаба, эта просьба также была инспирирована Акаси), Комура подчеркнул необходимость принять во внимание последствия вооруженного восстания не только для самой России, но и для других европейских великих держав, особенно Германии и Австрии. Еще яснее министр выразился в телеграмме тому же адресату от 7 марта 1905 г. в ответ на сообщение Акидзуки о предложении некоего члена «финской антирусской партии» передать ей 50 тыс. винтовок «на вооруженное восстание». «Можно предсказать продолжение беспорядков в России и в том случае, если Япония не будет их поддерживать, – писал Комура. – Более того, я думаю, что в настоящее время японская помощь даст мало практических результатов … Правительство решило занять позицию невмешательства до тех пор, пока ситуация в России не изменится»[650].