Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море

Посланник Павлов был убежден, что «если корейское государство лишится поддержки русского правительства, то гибель Кореи неизбежна»[759]

, и потому отвергал время от времени возникавшие проекты нейтрализации Кореи под международные гарантии (к идее такой «нейтрализации» весьма сочувственно относились в самой Корее, но резко противились в токийском МИД). Свое пребывание в Сеуле, помимо решения насущных хозяйственно-правовых проб лем своих весьма немногочисленных соотечественников, которые стремились обзавестись здесь земельной и иной собственностью, Павлов в основном употребил на то, чтобы по мере сил сдерживать японское проникновение на полуостров. Активность в этом направлении сделала его весьма непопулярной фигурой в глазах японских публицистов – по подсчетам порт-артурской газеты «Новый край», только в течение 1902—1903 гг. японская печать трижды распространяла слухи о его отставке («Кажется, это служит достаточным мерилом полезности его для России», – резонно заметило по этому поводу петербургское «Новое время»[760]

). Во многом успехам Павлова способствовали доверительные отношения, которые сложились у него с корейским императором и его ближайшим окружением – русский посланник имел возможность в деталях узнавать о содержании бесед, которые вели во дворце японские представители.

Однако действовать во враждебном окружении было нелегко, и Павлов нервничал. Анализируя его пребывание в Корее, искушенный Карл Вебер, проработавший в Сеуле более 10 лет, позднее писал графу Ламздорфу: «Он не знал корейского характера и когда дела не приняли тотчас же более благоприятного оборота, то он под давлением [русского] общественного мнения, ожидавшего от него блестящих успехов, стал горячиться, действовал круто и оттолкнул этим от себя корейцев»[761]

. Несмотря на это, по мнению современного английского исследователя, в 1900—1904 гг. «Россия выиграла битву за влияние на дворец с самим императором в центре, тогда как Япония была более успешна в делах с [корейскими] чиновниками и местными предпринимателями на периферии»[762]

. Тесные связи с корейским монархом и взаимное доверие сохранились у Павлова и после его вынужденного отъезда из страны. По мнению британского посланника в Сеуле, здешний «дворец был прорусски настроен в течение всего времени русско-японской войны»[763].

Курс МИД на сдерживание Японии в Корее имел в Петербурге и могущественных противников. В конце 1890-х годов за более активное вмешательство в корейские дела выступила группа влиятельных сановников во главе с А.М. Безобразовым, которые, однако, как показала практика, в большинстве были озабочены не столько государственными, сколько личными материальными интересами[764]. За «безобразовцами» стояло ближайшее окружение императора, им негласно покровительствовал и сам Николай II. Деятельность этой группировки явилась другим важнейшим «нервом» пребывания Павлова в Сеуле. Здесь ему снова пришлось столкнуться с «наследством» своего предшественника Матюнина, а также недавнего сослуживца по Пекину военного агента в Китае К.И. Вогака.