Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море

В результате этой атаки два лучших броненосца эскадры «Ретвизан» и «Цесаревич», были серьезно повреждены и на их исправление ушло несколько месяцев[813]; крейсера «Паллада», «Новик», «Аскольд» и «Диана» пострадали незначительно. Японцы на месте потеряли один миноносец (“Shirakumo”), но три других бесследно исчезли по дороге на базу (вероятно, затонули)[814]

, остальные из-за полученных пробоин едва дотянули до ближайшего острова Маодао и затем уже на буксире были доставлены в Чифу[815]. Преследовать их никто не пытался. В два часа ночи над Золотой Горой взвились сигнальные ракеты, которые известили гарнизон Порт-Артура о начале войны. Царский манифест на этот счет был опубликован на следующий день – 27 января (9 февраля).

Популярная японская газета “Ji-Ji” поспешила заявить, что поскольку в ночь на 9 февраля были серьезно повреждены «почти все» суда порт-артурской эскадры, Россия уже «практически потеряла боеспособность в дальневосточных водах»[816]

. Корреспондент американской “Sun” телеграфировал из Лондона, что, по мнению европейских экспертов, в Порт-Артуре России был нанесен «решающий удар»; всеобщее мнение таково, писал он, что «война будет короткой, быстрой и решительной. Существует даже предположение, что, вытесненная из морей, Россия скоро запросит мира»[817]. В той же тональности первую японскую атаку Порт-Артура с моря, ее результаты и последствия изобразила лондонская “Times”: «Броненосцы подошли к русскому флоту в 11 часов вечера 26 января (8 февраля) и стали стрелять по нему с расстояния в шесть миль (в темноте! – Д.П.

). Канонада продолжалась три часа, и за это время японские миноносцы приблизились к русским судам. Тогда “Цесаревич” и “Ретвизан” двинулись по направлению к внутреннему рейду, но были взорваны японцами и затонули в самом фарватере, загородив его окончательно. Та же судьба постигла затем и “Палладу”»[818].

Эта, мягко говоря, неправдивое сообщение дало повод сотрудникам «Нового времени» обратиться в редакцию лондонского «могучего столпа всей мировой печати» с открытым письмом. «Пусть “Times” не доверяет русским сообщениям, – писали своим лондонским коллегам петербургские журналисты, – это – его агитационный прием. Но как было не принять в соображение хотя бы ту часть сведений о порт-артурском бое, которая совпадает и в русской, и в японской реляциях?». Мало ценят в современной редакции этой «седьмой великой державы» честь своего знамени, заключала российская газета, «легкомысленно относятся к лучшему, великому и основному завету всякой журналистики: “Уважай своего читателя!”»[819]

.

Российские правоведы, со своей стороны, указали на вероломство японцев под Порт-Артуром, которое выразилось не только в факте нападения до объявления войны, но и в некоторых (приведенных выше) деталях самой этой ночной атаки. «Как известно, право войны допускает военные хитрости… – писали в этой связи “Русские ведомости”, – [но] в данном случае мы имеем дело не с военной хитростью, а с нарушением нормы, категорически выраженной в действующем праве. Так, ст. 23 п. 6 конвенции 1899 г. (Гаагская конференция) гласит: “Незаконное пользование парламентерским и национальным флагом или военными знаками, или форменной одеждой неприятеля, равно как и отличительными знаками, установленными Женевской конвенцией (о Красном Кресте) не допускается”. Не менее категорично высказываются по тому же предмету и Американские инструкции 1863 г. Ст. 65 гласит: “Употребление знамени или иной национальной эмблемы неприятеля с целью ввести последнего в заблуждение во время боя признается актом вероломства, который лишает виновного всякого права на защиту законом военного времени”». «Эти постановления не могут быть неизвестны Японии, – заключала газета, – т.к. в Гаагской конференции принимали участие и ее представители»[820], и это было правдой.

Вероятно, понимали это и японские журналисты – токийская печать о разрыве дипломатических отношений с Россией и отзыве из Петербурга посланника Курино сообщила только 9 февраля[821]. Об атаке же миноносцами адмирала Того русских кораблей на рейде Порт-Артура японский читатель узнал лишь 12 февраля, т.е. на четвертый день после самого нападения (при этом все детали этой атаки были представлены тенденциозно и с огромным количеством неточностей). Ясно, что до публикации манифеста микадо об объявлении войны (который, напомню, появился лишь 10 февраля) сообщать даже своему читателю о фактически начавшихся боевых действиях было не вполне удобно.