Читаем Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море полностью

Тем же вечером японский командующий собрал у себя командиров 18 миноносцев. «Офицеры флагманского судна “Асахи” встретили нас на палубе и поздравили с тем, что нам выпало счастье первыми идти на врага, – записал в своем дневнике один из приглашенных. – Затем мы спустились в адмиральскую каюту. Там мы увидели старого Того с его европейским лицом, которое мы ему теперь простили, начальника штаба, двух адъютантов и командира “Асахи”. Перед адмиралом лежала карта Желтого моря и специальная карта Порт-Артура. Мы все сели вокруг стола, и штабной офицер дал каждому из нас план рейда и гавани Порт-Артура, на котором было подробно указано все положение русской эскадры и место каждого корабля … Адмирал сказал нам со свойственной ему сухостью приблизительно следующее: “Господа! Вы должны сегодня вечером или сейчас же после полуночи, – точное время я предоставляю назначить начальникам флотилий… напасть на русскую эскадру в Порт-Артуре … На плане порт-артурского рейда, который каждый из вас только что получил, – продолжал адмирал, – точно отмечено место стоянки русских судов. План этот снят нашим штабным офицером, ездившим переодетым в Порт-Артур. По его мнению, враг не подготовлен встретить наше нападение, так как ждет объявления войны с нашей стороны … Если же кому суждено пасть, то он удостоится лучшей награды на земле – смерти за величие Японии и бессмертия героя на страницах истории”. Раздалось громкое “банзай!” в честь микадо и … нам подали по чашке с европейским напитком, шампанским!»[806]. На этом инструктаж у адмирала закончился. На прощанье флагман просигналил миноносцам: «Рвите вражеский флот на воздух! Счастливого пути!» и получил ответ: «Так и будет!», «Клянемся биться до конца!»

[807]. «Всего отраднее пасть в борьбе с врагом, которого ненавидит и должен ненавидеть каждый японец», – записал в дневнике командир одного из японских миноносцев[808]
.

Кильватерной колонной, со скоростью 22 узла с расчетом дойти до цели в течение трех часов японские миноносцы двинулись к Порт-Артуру и в 12-м часу ночи того же дня 26 января (8 февраля) атаковали русские корабли на внешнем рейде крепости, точно зная их расположение. В нападении приняли участие десять японских миноносцев, которые за 40—45 минут атаки выпустили по русским судам 19 торпед – «самодвижущихся мин Уайтхэда».

Незадолго до появления японских миноносцев рожки на судах порт-артурской эскадры проиграли сигнал: «Приготовиться отразить минную атаку», однако противоминные сети при этом за борт спущены не были; два миноносца отправились в морской дозор. Командующий эскадрой адмирал Старк, проведя с подчиненными инструктаж на тему об усилении бдительности, съехал на берег:

он спешил на маленький домашний праздник по случаю двойных именин – дочери и супруги[809]

. В первые минуты атакующим с помощью ложных световых сигналов и выкриков на русском языке удалось выдать себя за отряд русских миноносцев, возвращения которого действительно ожидали. Поэтому с российских кораблей начали отстреливаться не сразу, а после некоторого замешательства. Не лучше обстояли дела и на берегу – спустя полчаса после начала японской атаки начальник Квантунского укрепрайона прислал в штаб наместника записку: «Что это за стрельба?». Сигнал тревоги в крепости был подан только после окончания нападения (в 1:20 ночи), и лишь тогда и командование, и гарнизон узнали, что объявленная тревога была не учебной, а боевой.

Поздним вечером 26 января (8 февраля) командир 7-й восточно-сибирской стрелковой бригады генерал-майор Р.И. Кондратенко писал письмо жене в Хабаровск, когда «раздалась пушечная канонада с кораблей», но продолжал писать, «полагая, что это практическая ночная стрельба»; «вдруг пришло приказание занять по тревоге линию крепостных фортов полками нашей бригады. Немедленно это было исполнено. Затем выяснилось, что несколько японских миноносцев, незаметно подойдя к нашим броненосцам, ударами мин сильно повредили 3 наших броненосца …Война началась, таким образом, без объявления»[810]. «Мы ожидали японский флот только через 3—4 дня», – признается потом русский морской офицер корреспонденту “New York Herald”[811]. «Японское нападение, – записал в дневнике дипломат Е.А. Плансон, – было полным сюрпризом для всех. Вообще никто не ожидал такого нахальства: посланники еще не выехали – японский из Петербурга, наш из Токио»[812].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Russica

Большевик, подпольщик, боевик. Воспоминания И. П. Павлова
Большевик, подпольщик, боевик. Воспоминания И. П. Павлова

Иван Петрович Павлов (1889–1959) принадлежал к почти забытой ныне когорте старых большевиков. Его воспоминания охватывают период с конца ХГХ в. до начала 1950-х годов. Это – исповедь непримиримого борца с самодержавием, «рядового ленинской гвардии», подпольщика, тюремного сидельца и политического ссыльного. В то же время читатель из первых уст узнает о настроениях в действующей армии и в Петрограде в 1917 г., как и в какой обстановке в российской провинции в 1918 г. создавались и действовали красная гвардия, органы ЧК, а затем и подразделения РККА, что в 1920-е годы представлял собой местный советский аппарат, как он понимал и проводил правительственный курс применительно к Русской православной церкви, к «нэпманам», позже – к крестьянам-середнякам и сельским «богатеям»-кулакам, об атмосфере в правящей партии в годы «большого террора», о повседневной жизни российской и советской глубинки.Книга, выход которой в свет приурочен к 110-й годовщине первой русской революции, предназначена для специалистов-историков, а также всех, кто интересуется историей России XX в.

Е. Бурденков , Евгений Александрович Бурденков

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
«Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы
«Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы

Монография посвящена актуальной научной проблеме — взаимоотношениям Советской России и великих держав Запада после Октября 1917 г., когда русский вопрос, неизменно приковывавший к себе пристальное внимание лидеров европейских стран, получил особую остроту. Поднятые автором проблемы геополитики начала XX в. не потеряли своей остроты и в наше время. В монографии прослеживается влияние внутриполитического развития Советской России на формирование внешней политики в начальный период ее существования. На основе широкой и разнообразной источниковой базы, включающей как впервые вводимые в научный оборот архивные, так и опубликованные документы, а также не потерявшие ценности мемуары, в книге раскрыты новые аспекты дипломатической предыстории интервенции стран Антанты, показано, что знали в мире о происходившем в ту эпоху в России и как реагировал на эти события. Автор стремился определить первенство одного из двух главных направлений во внешней политике Советской России: борьбу за создание благоприятных международных условий для развития государства и содействие мировому революционному процессу; исследовать поиск руководителями страны возможностей для ее геополитического утверждения.

Нина Евгеньевна Быстрова

История
Прогнозы постбольшевистского устройства России в эмигрантской историографии (20–30-е гг. XX в.)
Прогнозы постбольшевистского устройства России в эмигрантской историографии (20–30-е гг. XX в.)

В монографии рассмотрены прогнозы видных представителей эмигрантской историографии (Г. П. Федотова, Ф. А. Степуна, В. А. Маклакова, Б. А. Бахметева, Н. С. Тимашева и др.) относительно преобразований политической, экономической, культурной и религиозной жизни постбольшевистской России. Примененный автором личностный подход позволяет выявить индивидуальные черты изучаемого мыслителя, определить атмосферу, в которой формировались его научные взгляды и проходила их эволюция. В книге раскрыто отношение ученых зарубежья к проблемам Советской России, к методам и формам будущих преобразований. Многие прогнозы и прозрения эмигрантских мыслителей актуальны и для современной России.

Маргарита Георгиевна Вандалковская

История

Похожие книги