Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море

«Ровно в 8 часов утра 30-го января мы выступили из миссии. Я шел впереди; непосредственно за мною следовал наш морской десант и казаки, в строю, при оружии, с лейтенантом Климовым во главе; затем шли остальные члены миссии и русская колония. Вдоль улиц от ворот миссии до вокзала железной дороги были расставлены непрерывной линией японские жандармы и полицейские, отдававшие нам честь при нашем проходе. Все частные японцы распоряжением японской полиции были совершенно удалены из этой части города[885]

. Когда мы приблизились к станции железной дороги, выстроенный против нее японский почетный караул в составе одной роты взял на караул, на что нашею охранною командою было отвечено тем же. На дебаркадере нас ожидали все члены сеульского дипломатического корпуса, в том числе и японская миссия в полном составе. Приготовленный заранее экстренный поезд отошел в 8 час. 20 мин. …В Чемульпо на станции железной дороги и затем на пристани была повторена та же церемония, как в Сеуле. Все произошло в полном порядке. В Чемульпо к нам присоединились наш вице-консул надворный советник Поляновский со всею русскою колониею этого порта».

Сеульский корреспондент лондонской “Daily Mail”, наблюдавший сцену отъезда российской миссии с начала и до конца, писал: «Это было прощание г-на Павлова. Всего неделю назад русский посланник был здесь самым оберегаемым и могущественным человеком, огромный дворец которого, построенный на холме внутри городских стен, возвышался над остальными зданиями … За одну ночь власть выскользнула из его рук, и провозвестником этого стали дымящиеся орудия и горящие корабли в Чемульпо … “Это похороны, – прошептал один из присутствовавших дипломатов. – Для полного сходства не хватает только катафалка”»[886]

.

«С пристани, – продолжает российский посланник, – мы были доставлены на крейсер “Паскаль” военными шлюпками с последнего и с английского крейсера “Talbot” … 1-го февраля командир крейсера “Паскаль” получил от французского адмирала телеграфное указание в том смысле, что находящиеся на крейсере русские военные команды должны быть безотлагательно доставлены на нем же в Сайгон … Капитан Сенэс решил сняться с якоря на следующее же утро и идти прямо в Сайгон с заходом лишь в Шанхай, дабы высадить здесь меня со всем составом императорской миссии, нашего вице-консула и русские колонии Сеула и Чемульпо»[887]

. Рано утром 3 (16) февраля 1904 г. французский крейсер покинул Чемульпо. Плавание его было недолгим, и уже на следующий день Павлов вместе со своими сотрудниками оказался в Китае, о чем сразу же известил Петербург. 8 (21) числа министр Ламздорф, ссылаясь на то, что русско-корейские отношения «не были прерваны официально, а лишь временно затруднены», распорядился, чтобы посланник в Корее оставался на Дальнем Востоке в прежнем статусе ждать указаний, «избрав местом пребывания Шанхай»[888]

. Ожидание нового назначения продлилось без малого два месяца.

Пока камергер Павлов вынужденно бездействовал в Шанхае, Корея была оккупирована тремя японскими дивизиями. Спустя несколько недель японские войска, несмотря на весеннюю распутицу, делавшую здешние дороги непроходимыми, достигли левого берега реки Ялу, пограничной с Китаем. 8 апреля 1904 г. посланник Хаяси поздравил Коджона с тем, что «на корейской земле нет более русских войск» и все его владения «находятся под охраной японской армии»[889].

С момента высадки японских войск на полуострове прошло совсем немного времени, а корейские власти имели уже целый список серьезных претензий к японской военной и гражданской администрации, поведение которой нередко было вызывающе оскорбительным для всех корейцев, начиная от рядовых подданных Коджона и кончая самим монархом и членами его семьи. С первых дней оккупации японские представители настаивали на скорейшей отмене всех российско-корейских договоренностей, и поскольку Коджон упорно сопротивлялся, в начале апреля 1904 г. устроили в его дворце пожар, причем корейский монарх не погиб только по счастливой случайности. Выдержав трехмесячную «осаду», Коджон уступил в этом вопросе лишь в мае 1904 г. и, если верить очевидцу (французскому поверенному в делах в Сеуле виконту де Фонтенэ), только когда убедился, что «дальнейшее сопротивление поведет к насильственному лишению его трона, может быть к лишению жизни»[890].