Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море

Таким способом предполагалось обойти затруднения, связанные с амбициями и межведомственными трениями российских должностных лиц, которые уже находились в Китае. Однако на деле их ожидавшееся «полное содействие» Павлову не состоялось, и такие ключевые фигуры, как посланник в Пекине П.М. Лессар и военный агент в Шанхае К.Н. Дессино, приняли его в штыки, усмотрев в его назначении покушение на собственную «роль». Лессар, накануне произведенный в тайные советники, открыто опротестовал появление «второго российского посланника в Китае». Министру Ламздорфу удалось успокоить его только обещанием запретить Павлову оперировать севернее Шанхая. Понятно, что в таких условиях о продуктивном сотрудничестве с ним речи быть не могло. 7 (20) апреля 1905 г. 54-летний Лессар скоропостижно скончался[899]

, и взаимоотношения пришедшего ему на смену Д.Д. Покотилова и руководителя «шанхайской агентуры» приобрели совершенно иной, конструктивный характер. Хитрец же Дессино ограничился тем, что, по словам Давыдова, «уклонялся от прямого содействия» Павлову, ссылаясь на «отсутствие прямого распоряжения, адресованного ему, Дессино, от своего начальства»[900]

. Правда, другие официальные представители России в регионе в дальнейшем ревностно трудились во благо вновь созданной «разведочной службы». Большим подспорьем для Павлова явилось и сотрудничество некоторых здешних представителей иностранных государств, особенно Франции.

Воспользовавшись моментом и явно не надеясь на собственный разведывательный аппарат, в начале апреля 1904 г. свои пожелания камергеру изложил и генерал-лейтенант Я.Г. Жилинский, начальник штаба наместника. Его интересовали сведения о ходе мобилизации японских войск, численности и вооружении армий противника, ситуация с их продовольствием и транспортировкой в Маньчжурию и Корею, настроения в высшем командовании Японии и т.д. Самым красноречивым из 12-ти сформулированных им пунктов был 8-й: «Намерены ли японцы ожидать нашего наступления в Корею или же они сами рассчитывают наступать на Маньчжурию?»[901]

. Трудно представить более очевидных доказательств недееспособности военной разведки, чем эти «пожелания» начальника полевого штаба.

Впрочем, неосведомленность Жилинского легко объяснима. «Попечением» российских военных агентов в Сеуле, к моменту начала боевых действий в Корее, например, у России секретных агентов не оказалось вообще. На прямой телеграфный запрос от 31 января (13 февраля) 1904 г. генерала Н.П. Линевича (тогда – командующего войсками Приамурского военного округа) «имеются ли [в] Корее наши тайные агенты, где именно, [в] чьем ведении, сохранено ли сообщение с Кореей», генерал-квартирмейстер штаба наместника констатировал: «Начатая уже нашими агентами разведка Кореи прервана объявлением войны и теперь агентов нет». О положении дел в Сеуле штаб информировал Линевича по сообщениям зарубежной печати[902]

. Не намного лучше был организован сбор разведывательной информации российскими представителями в Китае. «Разведочная сеть на Дальнем Востоке, – констатировал Давыдов в мае 1904 г., – поставлена весьма слабо. Все мы, агенты различных ведомств, собираем сведения совершенно случайным образом, не имея никакой организации и связи между собой. В этом отношении японцы могли бы служить нам превосходным примером, так высоко у них поставлена разведочная часть»[903].