Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море

В общем, защитники крепости остро нуждалась в продовольствии, одежде, оружии, боеприпасах, медикаментах и перевязочных средствах[979], но тайно закупить все это в Китае и, главное, контрабандой доставить в Порт-Артур было почти невозможно. Деньги на это русское командование выделяло огромные (в июле, например, было объявлено, что каждый китаец, владелец джонки, которая сумеет доставить в Порт-Артур продовольствие, получит от русского командования по пять тысяч иен призовых

[980]), однако лишь единицам из снаряженных пароходов и джонок удавалось прорваться сквозь плотное кольцо японской блокады и доставить груз по назначению. Из четырех кораблей, направленных Давыдовым и Огородниковым, Порт-Артура достиг один – остальные либо повернули с полдороги назад, убедившись в невозможности прорыва, либо были захвачены японцами в море. Но и этот единственный пароход на обратном пути попал в руки японцев. У Тидемана, Лаптева и Дессино дела в этом смысле обстояли еще хуже – ни один из их транспортов до Порт-Артура так и не добрался. «26 китайских джонок с грузом продовольствия, следовавшие в Порт-Артур, были задержаны вблизи островов Иентао и Нансаншантао 28 и 29 августа, – сообщала “Japan Times”. – По приказу адмирала Того, командующего объединенным флотом, задержанные джонки обследованы, а их груз конфискован. Команды освобождены»[981]

. Пароходы “Fu-ping” и “Veteran”, которые в октябре – ноябре 1904 г. под германским флагом пытались доставить в Порт-Артур продовольствие, медикаменты и оружие, были задержаны в пути кораблями Того и решением призового суда в Сасебо конфискованы японскими властями[982]. Ко всему прочему, о «хозяйственных» начинаниях Дессино стало известно Одагири, который не без ехидства сообщил об этом во всеобщее сведение через японскую печать. «Генерал-майор Дессино, – писала “Japan Morning Post” 14 октября 1904 г., – очень деятельно занимается скупкой разного рода товаров в Шанхае и предполагает их секретно перевезти в Порт-Артур, но за действиями его внимательно следит японское консульство. Предполагают, что их постигнет неудача»

[983].

Между тем, обстановка в крепости с каждым днем становилась все хуже. «Не приплывает ни одной китайской шаланды, так как еще недавно одна из них, намеревавшаяся подойти к нашим берегам, была на глазах крепости расстреляна японцами», – записал в дневнике капитан Лилье 26 сентября[984]

. «Ныне блокада настолько действительная, – заключал в октябре 1904 г. Давыдов, – что пароходы не могут проходить даже изредка незамеченными»[985]. «В феврале, марте, апреле, во времена Макарова, в период некоторой деятельности нашей эскадры можно было поставить тысячи и тысячи тонн груза, орудий, снарядов, угля, провианта в Порт-Артур, сравнительно мало рискуя, – писал впоследствии фон Гойер. – С половины мая до сентября шансов на успех было уже мало; всякая попытка прийти на помощь Артуру в последние три месяца была безумием».

«Шанхайская агентура» к делу снабжения крепости была подключена в начале августа 1904 г., когда, по «классификации» фон Гойера, «шансов на успех было уже мало». 1 (14) августа Павлов получил распоряжение полевого интенданта «не стесняясь возможности сделать лишний расход, подвести продовольственный запас в Порт-Артур». Камергер согласился, хотя понимал, что подобные операции в его компетенцию не входили и ни необходимого опыта, ни сил заниматься ими у него не было. «Организация дела снабжения Артура провизией, – признавался он в середине августа 1904 г. графу Кассини, – составляет, между прочим, одну из задач моей здешней деятельности. Дело очень хлопотливое, доставляющее мне много неприятностей, так как поминутно приходится сталкиваться с мошенническими проделками – вообще этот род деятельности совсем не по мне – но что делать, в такую минуту, я считаю, нельзя уклоняться ни от какой работы, если только она может быть полезна»[986]. Самостоятельно закупать припасы камергер из соображений конспирации не мог, и по совету артурцев и Тидемана, обратился к темному шанхайскому дельцу, русскому подданному Исаю Циммерману. Павлов, как видно, вполне осознавал, с кем имеет дело, но другого выхода у него не было: солидные бизнесмены в подобные операции не ввязывались, и хотя этот, как потом выяснилось, сибирский дезертир брал втрое и часто представлял липовые счета, он был готов рисковать и при заключении коммерческих сделок не настаивал на соблюдении формальностей[987].