Как и для всех в России, подготовка к Пасхе в большом суворинском доме означала много забот и хлопот. Хотя ни Владимир, ни его брат Петр не были религиозны, им никогда не приходило в голову пропустить длинное ночное пасхальное бдение накануне, и в пасхальный день дом был открыт для посетителей, поток которых не иссякал. Длинный стол в огромной столовой был заставлен яствами, которые разрешалось вкушать только после окончания пасхального богослужения. В центре стола стояли два традиционных пасхальных блюда: кулич из теста, украшенный пасхальным знаком, и творожная пирамидка – пасха. И все вокруг было, конечно, завалено пасхальными яйцами, то выкрашенными в красный цвет, то на украинский манер расписанными замысловатыми узорами. Гости приносили яйца и получали в обмен другие – в огромном суворинском особняке на это уходило несколько тысяч яиц. И все запивалось ледяной водкой.
Бобровы приехали в середине дня, сразу после Петра Суворина и его семьи, так что Дмитрий и его друг стали свидетелями этой маленькой сцены. Юная Надежда и ее мать встречали гостей в нарядных платьях в русском народном стиле. На голове госпожи Сувориной красовался высокий кокошник, расшитый золотом и жемчугами, что придавало ей еще более царственный вид. По обычаю, каждый пришедший переходил от одного человека к другому, обмениваясь трехкратным поцелуем и пасхальным приветствием: «Христос воскрес!» – «Воистину воскрес!»
Однако, когда молодой Александр Бобров подошел к Надежде, он не пошел дальше, а остановился и вынул из кармана маленькую коробочку.
– Это тебе подарок, – серьезно сказал он.
Удивленная девушка открыла ее и обнаружила внутри маленькое красивое пасхальное яичко, сделанное из серебра с инкрустацией из цветных камней. Оно было от Фаберже.
– Какое чудо!.. – На сей раз она была так поражена, что не находила слов. – Это мне?
Он улыбнулся:
– Конечно.
Дмитрий и Карпенко смотрели на него с одинаковым изумлением. Пусть это была одна из самых маленьких вещиц работы Фаберже, но все же гимназисту едва ли следовало делать настолько дорогой подарок. И так считали не только они одни, поскольку эта сценка привлекла внимание госпожи Сувориной. Она устремилась к дочери.
– Какая прелесть! – Она подхватила юношу под руку, и не успел Александр опомниться, как уже стоял со своим подарком перед ней на другом конце комнаты. – Однако, дорогой мой Александр, – сказала она мягко, но решительно, – Надя еще слишком мала для подобных приношений.
Александр густо покраснел:
– Если вы против…
– Я очень тронута твоим вниманием, Александр. Но она не привыкла к таким подаркам. Если ты не против, можешь передать его мне, а я вручу его ей, когда она подрастет, – ласково сказала она. И, чувствуя, что, кроме как быть вежливым, ему ничего не остается, Александр с грустью отдал ей яйцо.
Смысл был ясен. Он пытался заявить о своих намерениях, однако госпожа Суворина по какой-то причине не позволила ему это сделать. Он был смущен и унижен. И даже когда Суворин ласково обнял его и повел прогуляться по галерее, мальчик был совершенно подавлен.
Что касается Дмитрия и Карпенко, то они были вне себя от возмущения.
– Бедняжка Бобров, – усмехнулся Карпенко. – Фаберже продал ему тухлое яйцо.
А оставшаяся без подарка Наденька так и не могла понять, как ей отнестись к этому инциденту.
Летом 1908 года казалось, что Россия наконец-то может вздохнуть спокойно. Волна терроризма практически сошла на нет. Жесткие меры Столыпина по отношению к революционерам возымели свое действие, а недавняя новость, что главным террористом социалистов-революционеров долгое время был полицейский агент, выставило эту партию на посмешище. Были и кое-какие признаки прогресса. Новая Дума не стала, как многие опасались, царской комнатной собачкой. Либералы вроде Николая Боброва смело выступали за демократию, и даже консервативное большинство поддерживало министра Столыпина в его планах постепенной реформы. И наконец, прекрасная погода в том году обещала хороший урожай. В сельской местности было тихо.
И именно в деревне ни с того ни с сего Дмитрию был нанесен удар, который должен был определить его судьбу.
Это Владимир предложил всем поехать в Русское. Всю весну Роза была нездорова, и Владимир с Петром уговаривали ее: «Уезжай подальше от города в летнюю жару». В конце концов было решено, что поедут Дмитрий и его друзья; Карпенко останется на июнь, а оставшуюся часть каникул проведет с семьей на Украине; Роза же постарается приехать с Петром в июле.