В последующие дни царь и его советники продолжали придерживаться избранной линии. 2 ноября Г.Г. Ромодановскому был послан новый приказ — идти на территорию Полтавского полка, «не мешкая», «чтоб… на сеи стороне Днепра черкас удержать… и нашею государскою милостью обнадеживать»[2467]
. Ему же для сведения была послана копия письма Якима Сомка Василию Золотаренко, в которой сообщалось о решимости В.Б. Шереметева скорее погибнуть со всем войском, чем сдаться[2468]. Отряду во главе с кн. Б. Мышецким, высланному из Белгорода в ответ на просьбы Ю. Хмельницкого о помощи, было приказано идти в Переяслав «с большим поспешеньем», а оттуда вместе с казаками Сомка на помощь В.Б. Шереметеву[2469]. Тогда же был предпринят еще один важный шаг — 8 ноября к Ю. Хмельницкому был отправлен специальный царский посланец Феоктист Сухотин. Он должен был призвать гетмана и Запорожское Войско вернуться под власть царя, храня верность присяге. Вместе с посланцем к гетману был отправлен тот крест, на котором он приносил присягу в Переяславе. Царь обещал гетману и казакам свое полное прощение. В случае успеха его миссии посланец должен был добиваться от гетмана, чтобы тот, «совокупляя паки войско, учинил помочь, не замотчав»[2470]. Одной из задач миссии Ф. Сухотина было собрать сведения о положении армии В.Б. Шереметева. Следовательно, к 8 ноября о его капитуляции в Москве еще не знали.В ноябре в Москву стали поступать новые известия, позволявшие точнее представить положение, складывавшееся на Украине. Известия эти были неутешительными. 31 октября гонцы, посланные воеводой Рыльска в Переяслав, вернулись с дороги. Встретившиеся им «черкасы», которые шли «из-за Днепра з знамены», не только сообщили об «измене» Ю. Хмельницкого, но и предупредили: «будет, де, вы пойдете в Переяславль, и вам, де, быти побитым»[2471]
. В начале ноября севские воеводы передали в Москву известия из Киева, что гетман и старшина принесли присягу королю[2472]. 9 ноября к воеводе пограничного города Каменного уже официально обратился миргородский полковник Павел Животовский. Он сообщил не только о переходе Запорожского Войска под власть польского короля, но и о капитуляции Шереметева и заключении соглашения, по которому русские войска должны идти «у свои городы ис Киева и ис Переяслова»[2473]. В ставку Ю.А. Долгорукого был доставлен «лист» из Чернигова, отправленный полковником (наказным?) Трофимом Николаенко. В нем говорилось о печальной судьбе армии В.Б. Шереметева. Как говорилось в письме, он был вынужден сдаться из-за «великого голода»: солдаты «з голоду ремни от мушкетов едали». При этом поляки обманули его, «яко покойника Михаила Шеина». Часть его войска уничтожена, другая — угнана в рабство[2474]. Переславший Ю.А. Долгорукому этот «лист» черниговский воевода сообщал, что польские и татарские войска стоят под Киевом, «а как, де, река Днепр станет и татарове и ляхи пойдут воевать города и уезды здешние стороны Днепра»[2475]. Позднее и севские воеводы сообщали, что «корунной маршалок и ляхи, и татары на Днепре делают суда наскоро, на чом перевозитца»[2476], — следовательно, не собираются ждать, пока замерзнет Днепр. Позднее были получены сообщения, что 27 ноября Петр Дорошенко, назначенный наказным гетманом, вместе с польскими и татарскими войсками перешел Днепр[2477]. Казаки и население левобережных полков начали приносить присягу польскому королю[2478].Г.Г. Ромодановский также сообщал царю, что «заднепрские полки сбираются в Каневе и хотят приходить войною к Переясловлю». В другой отписке, доставленной позднее первой, он сообщил, что Каневский полк вместе с татарами уже перешел Днепр, а отряд Б. Мышецкого «осажен» в 7 верстах от Переяслава. Таким образом, получалось, что, хотя чрезвычайная ситуация, когда казацкие полки были окружены татарами и поляками, миновала, сотрудничество казаков и с теми, и с другими продолжается, находя свое выражение в активных действиях. Заслушав отписки, царь в тот же день распорядился послать Г.Г. Ромодановскому грамоту, «чтоб ему в черкаские городы не ходить»[2479]
. Марш единственной оставшейся на Юге армии на Левобережье, в условиях, когда не было видов на успешное сотрудничество с казаками, не без оснований представлялся опасным. Царь направил воеводе и другое распоряжение: «В Нежин и в Переяславль пороху не посылать». Эти слова показывают, что в то время, когда писалась эта грамота, царь не видел на Левобережье какой-либо опоры для пророссийской ориентации.