Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)

Русскому правительству, таким образом, предлагался союз, который бы обеспечил присоединение к Русскому государству восточных областей Речи Посполитой. В Москве на эти предложения не реагировали. Вероятно, утверждение на территории Речи Посполитой сильного и агрессивного соседа по-прежнему не устраивало царя и его советников. Проявленная осторожность, как представляется, не была излишней. Каких-либо полномочий делать русской стороне такие предложения М. Делагарди не имел[845]. Речь шла, вероятно, о дипломатическом маневре, который должен быть предотвратить нежелательное вмешательство России в развернувшуюся на территории Речи Посполитой войну. Иной оказалась реакция на содержавшееся в том же послании предложение начать мирные переговоры со Швецией.

Вопрос о возможных условиях мира специально обсуждался на заседании боярской думы. О результатах обсуждения дают представление инструкции, направленные А.Л. Ордину-Нащокину 23 февраля 1657 г. Ему предписывалось продолжать переговоры с М. Делагарди и выяснить, каковы шведские условия мира. Одновременно ему были переданы условия, на которых русская сторона могла бы заключить мир со Швецией. В Москве были готовы «по последней мере» заключить мир в случае уступки Юрьева Ливонского (Дерпта), Нарвы, Ивангорода, Копорья и Новгородка — Нейгаузена. Король может, — указывалось в решении думы, — отказаться от них, так как это — «не свое и не коруны свейские». «И промышлять, — подчеркивалось в решении, — всякими мерами, чтоб к миру привесть»[846]. Таким образом, в Москве были готовы заключить мир, удовлетворившись возвращением русских земель, утраченных в годы Смуты, и приобретением лишь трех городов на территории Ливонии. Значительная часть земель, занятых русскими войсками (в частности, крепости на Западной Двине), должна была быть возвращена Швеции. Решение это не могло привести к миру, так как Карл Густав не желал идти на какие-либо уступки[847]

, но оно показывает, куда теперь направился главный вектор русской внешней политики. В грамоте, посланной А.Л. Ордину-Нащокину, изложение решения думы сопровождалось двумя дополнительными указаниями. Во-первых, при ведении переговоров ему предписывалось «на писме тех дел ничево не давать»[848]. По Виленскому договору Россия и Речь Посполитая обязывались «не миритца» с общим врагом — шведами и не следовало давать в руки шведам (особенно в случае неудачи переговоров) письменные доказательства нарушения этой договоренности. Во-вторых, в грамоте указывалось, что, если Делагарди не пойдет на уступки, «учнет стоять во всем упорно, и ты б над свейскими людми промышлял и поиск чинил»

[849], но это был явно нежелательный вариант.

Принятое боярской думой решение резко расходилось с планами человека, который должен был это решение осуществлять. В положении А.Л. Ордина-Нащокина к осени 1656 г. произошли большие перемены. Алексей Михайлович причислил его к кругу своих советников и предоставил ему право непосредственно обращаться к царю со своими мнениями и предложениями. 2 ноября 1656 г. он получил царскую грамоту с изложением «государевой милости» и тогда же обратился к царю с первыми советами «о твоем государеве деле о зачатой войне с короли и с землями, с полским и свейским»[850]

. По его мнению, Карл Густав находится в трудном положении и при заключении мира «свеяне много уступят тебе, государю». Но при этом Ордин-Нащокин предлагал и меры, которые побудили бы шведов согласиться на такой мир. Он предлагал, в частности, объявить о походе царя во Псков зимой 1656/7 г. и послать распоряжения в пограничные города о заготовке запасов для войск. «И услыша, — писал он, — немцы в большом страху будут»[851].