Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)

Появление в грамоте к польскому королю таких обвинений было связано с поездкой к гетману Хмельницкому А. Лопухина. Приехав в январе 1656 г. в Чигирин, А. Лопухин стал свидетелем сбора войска, которое должно было идти на соединение с армией Ракоци. Чтобы скрыть этот факт от царского посланца, гетман и выступил с обвинениями «ляхов» в нападении на земли гетманства. Именно в ответ на эти нападения, — объяснял гетман А. Лопухину, — он приказал А. Ждановичу собрать войско «стоять от ляхов в черкасских городех на рубеже»[828]. В развернутой форме эти обвинения были повторены в грамоте гетмана от 9 января 1657 г.

[829].

Знакомство с содержанием наказа К. Иевлеву показывает, что в момент его составления в Москве были прежде всего обеспокоены отсутствием известий о созыве сейма. К. Иевлеву поручалось разыскать при королевском дворе комиссаров, бывших под Вильно, и постараться выяснить у них, почему решение о созыве сейма не принято и от кого исходят «помешки». Особые надежды в Москве возлагали в этом отношении на великого литовского маршалка К. Завишу и на Станислава Сарбевского, с которыми посланец должен был постараться поговорить «особно»[830]

. Посланец повез с собой письма Н.И. Одоевского К. Завише и «по приятельской любви сыну» К. Бжостовскому. Князь просил их сообщить, «зачем тому великому делу помешка учинилась» и «как то доброе начатое дело в совершенье привести». Письма эти датированы 23 февраля[831], следовательно, не раньше этого времени К. Иевлев отправился в путь. Составленный 31 января наказ не нашли нужным переделывать, очевидно и в конце февраля в Москве не представляли себе, в каком критическом положении оказалось Польско-Литовское государство.

Тем же числом, что и наказ К. Иевлеву, — 17 февраля датирован наказ В.П. Кикину, направленному с важной миссией к Богдану Хмельницкому. Посланец должен был от имени царя «похвалить» гетмана за то, что тот своевременно принял меры для защиты «Малые России городов от приходу польских людей». Вместе с тем гетману рекомендовалось, держа войско наготове, проявлять осторожность и не вести военных действий, «чтоб тем… к нарушенью посольского договора причины не учинить». Одновременно он должен был поставить гетмана в известность, что польско-литовской стороной договоренности, достигнутые в Вильно, не выполнены: Ян Казимир «сейму не сложил и по се время о сложении сейма своей королевской грамоты… не прислал». Далее говорилось, что, если король «вскоре исправленья не учинит», то царь «Войску Запорожскому велит прислати свой царского величества указ тотчас»[832]. Контекст, в котором эти слова сказаны, позволяет судить о возможном содержании «указа»: это, очевидно, было бы сообщение о начале войны с Речью Посполитой.

Эта часть наказа может служить свидетельством того, что в феврале 1657 г. в Москве считали возобновление войны с Речью Посполитой делом реальным. В этом случае военная поддержка Запорожского Войска имела бы большое значение. И это обстоятельство следует учитывать, рассматривая вопрос о том, как подходило русское правительство к другим проблемам русско-украинских отношений.

Последующий раздел наказа В.П. Кикина не оставляет сомнений, что к моменту его отъезда в Москве располагали сведениями о соглашении между Хмельницким и Дьердем Ракоци, по которому гетман обязался поддерживать притязания трансильванского князя на польский трон[833]. Сведения об этом были, несомненно, для русского правительства серьезной неприятностью. Дело было не только в том, что гетман предпринял серьезные самостоятельные внешнеполитические акции, не поставив о них в известность царя и его советников. Не меньшее значение имело то, что эти действия находились в явном противоречии с русскими внешнеполитическими планами, хорошо известными Хмельницкому.

Посланец должен был поставить гетмана в известность, что царь крайне удивлен его поведением и напоминает ему о присяге, которую он принес царю. Эта присяга обязывает его поддерживать именно Алексея Михайловича в борьбе за польский трон. По оценке М.С. Грушевского «московський уряд ніколи не брав іще такого прикрого тону в відносинах до гетьмана»[834]. Однако обращает на себя внимание, что посланец должен был не столько требовать и угрожать, сколько убеждать гетмана в неправильности его действий, доказывать ему, что и гетман, и Войско Запорожское должны быть заинтересованы в том, чтобы на польском троне сел православный государь Алексей Михайлович, при котором Запорожское Войско будет надежно защищено от его врагов, а не «еретик Ракоци»[835]. Такая сравнительно мягкая реакция на действия гетмана лишь отчасти объяснялась тем, что в Москве рассчитывали на его поддержку при возобновлении войны с Речью Посполитой. Как видно из последующего раздела наказа Кикина, в Москве рассчитывали использовать шаги, предпринятые гетманом, в своих интересах.