Рысюхин, ну вы и заварили!

— Согласен, виноват. Правда, дамы то мои, и они, уж поверьте, не институтки робкие, при слове «писька» в обморок падающие…

Штабной рассмеялся, потом резюмировал:

— Это точно, таким ордена «с мечами» не вручают! Простите, перебил.

— Вот, а его Величество присутствовал, скорее, в качестве офицера, чем как Государь, но — да, виноват, по грани прошёл. Причём по той стороне этой грани. Но — повезло, простил Пётр Алексеевич эту вольность, даже не поморщился.

Мои жёны, хоть и не гимназистки, но мне за минувшую половину дня уже не один десяток раз указали на недопустимость подобного поведения и высказываний в Высочайшем присутствии, и, похоже, прекращать «воспитательную работу» не собирались, разве что будут делать это с меньшим рвением.

Гулянка, поначалу имевшая отчётливый привкус поминок, понемногу набирала обороты и переместилась в Офицерское собрание, но я сослался на необходимость собираться в путь, после чего мы все дружно откланялись. Как сказал по дороге к месту ночлега Иван Антонович:

— Мы лучше у себя отпразднуем, своим кругом, без завистливых взглядов и шепотков за спиной.

Утром собрались быстро. Всей командой помогли загрузить передок миномёта минами, при этом освободившиеся ящики выкидывать не стали, перегрузили в броневики, отправляющиеся домой. Ну, в самом деле — новые же совершенно, первого срока службы, можно сказать. Тем временем нам из штаба принесли предписания с рекомендованным маршрутом движения и приказ Нюськину о том, куда ему следует прибыть и в чьё распоряжение поступить. Выдал своим миномётчикам командировочные и суточные, на всякий случай — с запасом, потому как кто знает, сколько их там продержат и как на довольствие поставят, если поставят вообще. Хорошо, что завёл привычку возить с собой довольно значительные суммы наличными, вот и уезжающим передал полторы тысячи рублей подотчётных средств и ещё триста на непредвиденные расходы. Также в грузовик забросили все оставшиеся суточные рационы.

Обратило внимание то, что в маршрутных листах суточные перегоны были указаны в сто-сто двадцать километров, с привязкой конечных пунктов к какому-никакому жилью. То есть, планировалось движение в течение восьми часов со средней скоростью пятнадцать километров в час.

«Ерунда какая! Мы и тридцать пять держать можем, Нюськину придётся помедленнее, порядка тридцати, чтобы прицеп не растрясти. И двигаться, при наличии сменных шофёров, можно часов двенадцать запросто, дни длинные, летние».

«Это только так кажется, внучек. В моём мире при планировании дальних поездок по дорогам, позволяющим разгоняться до ста-ста двадцати, рекомендовалось брать для расчёта среднюю скорость семьдесят — семьдесят пять. Потому как любая остановка или задержка, хоть бы и для смены водителя, очень сильно режет эту самую среднюю».

«Но не в два раза же!»

«Ну, миномётчикам может быть удастся держать среднюю скорость в двадцать-двадцать пять километров, и за двенадцать часов проходить до трёхсот километров. А вот нам, с учётом движения колонной, и двести пятьдесят за день будет за праздник».

«Да ладно! Но не буду спорить, как ты говоришь, поживём — увидим. В любом случае дня за три доберёмся, в крайнем случае последняя ночёвка в Борисове будет».

Сняли тяжёлое вооружение с турелей, закрыли люки, укутали миномёт на всякий случай брезентом — и двинулись в путь. Километров тридцать ехали все вместе, потом грузовик с прицепленным орудием ушёл направо, а все остальные, посигналив на прощание — налево.

В дороге, а я пригласил к себе в салон фургона обоих офицеров, чтобы избежать дальнейшего выпиливания по мозгам за давешнюю несдержанность в словах, речь зашла, разумеется, о прошедшей встрече с Императором. Первый раз в жизни для всех, кроме нас с Машей, и для большинства, скорее всего — последний, так что как этой темы избежать?

— Вот надо же так, — начал Старокомельский, — всё, что мечтал выслужить в армии — получил после того, как из армии ушёл, причём получил с избытком, больше, чем надеялся. И капитанские погоны, и орден — хоть завтра за тем самым дворянством иди.

— Вы что, чем-то недовольны⁈ — удивился Вишенков.

— Нет, что вы! Просто всё, ради чего бился об стену — оказалось рядом, за открытой дверью. Теперь надо какую-то новую цель в жизни придумывать.

— Извините, Иван Антонович, но сейчас моя очередь говорить «не прибедняйтесь»! — Вмешался я в разговор. — Во-первых, оно вам на само на голову упало, а по заслугам досталось, в отличие от меня.

Пришлось жестом остановить хотевшего возмутиться капитана.

— Во-вторых, кто-то ведь жениться собирался? Ну, вот вам, как вариант, новая цель — чтобы дети были не «из мещан», а «из дворян», то бишь, перевести личное дворянство в наследственное? Слабо?

— Я ещё и личное-то не получил…

— С таким однозначно выраженным благоволением Государя? Покажите мне того самоубийцу, который рискнёт отказать! — поддержал меня самый новый член нашего коллектива. — Я, на такие дела глядя, и сам уже грешным делом начал какие-то карьерные позывы ощущать!

— Избавь нас боги от необходимости делать ещё раз что-то подобное!