Рыцарь пентаклей

— Не было детей? — удивился он. — Странно. Я почему-то был уверен, что у тебя были наследники, но Вильфранд их… Ну…

Тиссур замолчал. Затем со шкафа послышался тщательно скрываемый вздох.

— Да не было у меня никого, — тихо сказал король. — Шесть жён, море попыток — и ничего. Даже бастардов — и тех нет.

— О… — Орди стало ужасно неловко оттого, что он затронул эту тему. — Извини.

— Да ничего. Дело прошлое, — интонации Тиссура говорили об обратном, поэтому пристыженный юноша поспешил удалиться.

Дворец, в котором проводился бал, не был самым лучшим из дворцов. Он не был самым дорогим, роскошным или удобным, его искусственный пруд с не менее искусственным островом никак не превосходил таковые в других дворцах. Фонтаны били ввысь ровно настолько, чтобы их замечали, но не обращали особенного внимания, а живой лабиринт из аккуратно подстриженных кустов не мог похвастаться какой-нибудь знатной особой, которая в нём заблудилась и умерла с голоду.

Единственная причина, по которой регенты Брунегена уже сотни лет проводили свои мероприятия здесь, заключалась в том, что дворец располагался прямо под Замком. Скала, изрезанная ходами и укреплениями, ощетинившаяся башнями и спрятанная за высокими стенами, нависала прямо над этим дворцом, укрывая его в своей тени, как наседка цыплёнка. Это должно было напоминать дворянам и главам Цехов о том, кто в доме хозяин, — и напоминало, поскольку очень сложно не заметить десятки тысяч тонн камня, висящие над головой.

К воротам, в почтительном отдалении от которых собралось множество горожан-зевак, съезжались кареты. Резьба, золото, яркие краски, лошади с разноцветными плюмажами и султанами, слуги с застывшим на лицах высокомерием. Экипажи останавливались у ковровых дорожек, двери открывались, и мужчина в гольфах, широких красных штанах и смешном берете с пером громко провозглашал что-то вроде «Его высокопревосходительство, маркиз такой-то!», после чего маркиз такой-то выкатывался из кареты и протягивал руку супруге — накрашенной, завитой, одетой во всё самое лучшее и увешанной тем, что недобросовестные ювелиры называли «изящными украшениями».

Человек в смешном берете умело играл голосом и говорил то тише, то громче — в такие моменты он весь вытягивался в струну и становился похож на гуся. На первый взгляд это выглядело так, словно голосом старались выделять наиболее знатных особ: чем громче, тем выше титул.

Но понаблюдав несколько минут, можно было определить, что титул не имеет никакого значения. Имена некоторых князей произносились едва ли не шёпотом, с ленцой и вальяжностью, зато при появлении какого-то жалкого серого и неприметного гвардейского полковника, глашатай едва ли не сорвал голос. Такое представление было частью общего шоу и помогало определить, кто имеет наибольшее влияние в городе.

Если бы простые горожане узнали, сколько интриг плелось, сколько тратилось денег и сколько лилось крови из-за этого простого действа, то покрутили бы пальцем у виска. Они просто не поняли бы, как можно упасть с разорвавшимся сердцем из-за того, что глашатай произнёс имя твоего злейшего врага чуть-чуть громче, чем твоё собственное. Точно так же они не поняли бы, как пролетавший мимо комар стал причиной травли и самоубийства одного из знатнейших людей Брунегена. «У богатых свои причуды», — сказали бы горожане и были бы совершенно правы.

Орди никто не приглашал, поэтому, когда его карета, с которой предварительно сняли все фонари, подъехала к красной ковровой дорожке, глашатай запнулся. На подобных церемониях гости приезжали в порядке строгой очереди — ещё один ритуал, на который Ординари сознательно наплевал.

Дверь открылась, и изнутри осторожно, стараясь ничего не сломать, выбрался Йоганн. Вылезая, он зацепился за потолок рогом на шлеме и негромко прорычал какое-то ругательство. Следом появился Виго, который стеснительно улыбался, пряча клыки и, наконец, самым последним на свет ламп и фонарей выбрался сам Ординари.

Троица, чувствуя, как на них скрещиваются сотни взглядов, решительно направилась к воротам и мужчине в смешном берете.

— Вас нет в списке, господа! — глашатай обдал незваных гостей ледяным тоном и тщательно отмеренной долей презрения.

Ординари молчал. Его ладони скрывались в рукавах балахона, а лица не было видно во тьме под капюшоном.

— К тому же, вы одеты неподобающе!

Орди имел на этот счёт своё мнение. Всего за десять секунд он успел увидеть критическое количество людей, искренне считавших, что чем тоньше у тебя ноги, чем дряблее зад и чем объёмнее живот, тем больше причин обтянуть всё это чем-нибудь разноцветным.

Йоганн, одетый в некоторое (весьма небольшое) количество шкур, хмыкнул. Это не было угрозой или вызовом, но когда человек вырастает больше определённого размера, окружающих начинают нервировать даже такие невинные вещи.

— Чего вы ждёте? — глашатай не выказывал недовольства, но продолжал упорно обливать презрением стоявших перед ним людей.

— Действительно, Виго! — прошипел Орди. — И чего это мы ждём?..

— О! — воскликнул вампир. Если бы он был жив, то наверняка бы покраснел. — Сейчас, милорд.