Лишь через 5 лет, в 1518 году магистр д’Алавейра (бывший для короля простым командором) сумел убедить Мануэля послать к пресвитеру Иоанну если не сразу флот, то хотя бы основательное посольство. Впрочем, д’Алавейра так и не смог убедить короля поставить во главе посольства своего человека, тайного тамплиера Жоржа д’Абреу. Главой посольства был назначен Родриго да Лима — рыцарь заносчивый, глупый и конечно же не тамплиер, а д’Абреу отправился в Эфиопию его заместителем. Это не очень опечалило магистра, потому что основные надежды он возлагал на тамплиерского священника отца Франсишку Альвареша.
Итак, посольство благополучно отбыло и… исчезло, как и все предыдущие миссии. Ну почему оттуда никто не возвращается? Что это за страна такая, всех забирающая к себе навсегда, словно морская пучина? Шли годы, магистр д’Алавейра потерял последние надежды на возвращение посольства Родриго да Лима и уже почти не вспоминал о нём, как наконец весной 1528 года ему доложили, что посольство, наконец, вернулось. И все живы — и Родриго да Лима, и Жорж д’Абреу, и отец Франсишку Альвареш.
И вот теперь магистр Ордена Храма дон Энрике д’Алавейра мерил мрачный зал замка Томар шагами всё более широкими и всё более нервными. Зашёл духовник тамплиеров отец Антонио, глянул на магистра и, сокрушённо покачав головой, сказал:
— Успокойтесь, мессир, д’Абреу и отец Франсишку подойдут с минуты на минуту.
— Не удивлюсь, если они исчезнут ещё на 10 лет. Я всю жизнь жду, когда же наконец для тамплиеров распахнутся ворота царства пресвитера Иоанна. Десятилетие проходит за десятилетием, я уже не молод, а желанное царство остаётся по–прежнему недоступным.
— Может быть, оно откроется уже после вашей смерти? Какое это имеет значение? Время не властно над пресвитером Иоанном, так же как и над Орденом Храма. В вечности они давно уже встретились, а наше земное нетерпение имеет так же мало значения, как и вся наша земная жизнь.
— Вы как всегда правы, мой дорогой патер.
— А вот и наши путешественники, — тепло улыбнулся отец Антонио.
В зал зашли рыцарь и священник. Рыцарю на вид было лет 35, он был высоким, чрезвычайно плечистым и вообще красивым, а выглядел подавленным. Патер лет 50-и, немного полноватый, напротив, постоянно улыбался.
Едва поздоровавшись, магистр д’Алавейра нетерпеливо сказал:
— Рассказывайте, отец Франсишку.
— Ну что ж, начну с самого начала. Мы высадились в Массау. За выгоревшей белизной побережья сразу же высились голые скалы., преодолеть которые казалось совершенно невозможно, здесь нет дорог, ведущих вглубь страны — лишь несколько узких троп, которые ещё надо найти и вступить на которые невозможно без страха. Сразу же стало понятно, почему Эфиопия так недоступна. От моря к плато Шоа, где мы надеялись найти двор императора, вёл головокружительный подъём, тропинки поднимались порою чуть ли не вертикально. В первый же день мы вымотались до самой крайней степени, не пройдя и несколько километров, потом начали втягиваться, но всё равно продвигались очень медленно. Горные перевалы мы пересекали порою на четвереньках, да ещё преследуемые стаями гиен, настолько наглых, что от них приходилось отбиваться палками. Позднее я узнал, что от берега до Шоа по прямой всего 720 километров, а мы проделали этот путь за полгода.
— Это что же, чуть больше ста километров в месяц? — удивился магистр.
— Пусть кто–нибудь пройдёт эту дорогу быстрее, — продолжал улыбаться отец Франсишку.
— Но люди вам во всяком случае встречались?
— Да, разумеется. Эти края, несмотря на то, что по ним невозможно передвигаться, довольно плотно населены. Узкие тропинки, которые петляют от деревни к деревне, от монастыря к монастырю, всегда приводили к людям, мы имели, где отдохнуть.
— Отец Альвареш, скажите сразу, пока не начали тонуть в деталях, — нетерпеливо перебил рассказчика д’Алавейра, — Эфиопия хоть сколько–нибудь напоминает царство пресвитера Иоанна?
— О, это поистине царство пресвитера Иоанна, в том нет никаких сомнений. В первую же ночь, которую мы провели в этих горах, Господь дал нам ясный знак, по видимому, уберегая нас от отчаяния. В чёрном небе над холмами мы увидели чудесный сверкающий крест и потом на каждом шагу убеждались, что эта страна воистину осенена крестом. Всюду виднеются, похожие на крепости, монастыри, построенные на горных вершинах, и на каждом перекрёстке — храм. Каждый второй человек, встретившийся нам по пути, был монахом из какого–либо монастыря или просто нищенствующим, странствующим монахом или монахиней. Люди Церкви пользуются здесь уважением чрезвычайным, народ весьма религиозен, а в монастырях царят нравы строгие и воистину христианские. Однажды меня чуть не избили, когда я хотел въехать в монастырь на ослице. Оказалось, что в здешние мужские монастыри не допускается ни одно лицо женского пола, включая животных. А был ещё такой случай — на дороге нам повстречалась община монахинь, эти благочестивые женщины, когда узнали, что мы путешествует во славу Христову, со слезами умоляли нас разрешить им омыть нам ноги.