Рыжее счастье

Было поднято еще два тоста за хозяйку этого дома. Мара чувствовала себя несколько скованно. Ей казалось, что все слишком официально, натянуто, и все из-за ее присутствия. Она искала повод покинуть столовую, но всякий раз ловила на себе взгляд Эрнеста Павловича. В нем была просьба остаться. Геннадий тоже вел себя очень приветливо, так, словно они друг друга давно знали. Это было непостижимо, но разговаривая с ним, Мара ловила себя на том, что ей нравится в нем все: как он ест, как небрежно прикуривает сигарету, задумчиво стряхивает пепел. Каждое его движение было словно отработанным, рассчитанным на зрителя. И этим зрителем сейчас была Мара. Она была абсолютно уверена, что Эрнест Павлович не придает значения таким мелочам, несмотря на нескрываемую радость. Он весь буквально светится в связи с приездом сына, и это делает его чуть более словоохотливым, чем обычно, чуть более живым, раскованным, молодым.

«Как же они похожи», — подумала Мара, то и дело переводя взгляд с Геннадия на Эрнеста Павловича. Но дальше ее мысли не шли. Она не сожалела, что Гурин не так молод, что сын у него старше ее самой. В ее отношении к нему это ничего не меняло, абсолютно ничего. Напротив, она решила, что теперь есть шанс, что он станет более мягким, более чувственным. Сбросив груз обиды, тоски, он, быть может, отважится испытать то, от чего бежит, чего так боится. Он нужен ей, и она не отказывается ни от одного своего слова. Она готова снова повторить, что любит этого мужчину и хочет быть с ним. Ей не нужна свадьба, брак. Какие мелочи, когда речь идет о любви. Разве любовь становится крепче, когда под звуки марша Мендельсона молодых провозглашают мужем и женой? Ей не нужна официальность. Ее душа, ее тело истосковалось по ласке, и он, этот невесть откуда взявшийся, всемогущий и такой беззащитный мужчина, боится позволить себе следовать голосу сердца. Мара была рада, что вернулся его сын. Наверняка этот лед, который холодил его изнутри, теперь растает, а ей нужно не упустить момент, когда Эрнест Павлович будет готов к продолжению разговора. Он давал ей три дня на обдумывание. Так вот она готова решительно ответить ему, что ее чувства не так легкомысленны, чтобы испариться за несколько часов, суток, недель. Мара пригубила шампанское, боясь, что улыбка, скользнувшая по ее губам, будет неверно истолкована. Она улыбалась потому, что была уверена: теперь Эрнест Павлович не будет играть роль равнодушного, трезво мыслящего мужчины. Весь его житейский опыт — это прекрасно, но сейчас ей нет до этого никакого дела. Она немного подождет и снова попытается поговорить. Геннадий наверняка ей не помеха. Это только домоправительнице хотелось бы, чтобы их отношения с самых первых дней накалились. Не дождется! Мара пообещала себе, что обязательно поговорит по душам и с Геннадием. Она объяснит ему, что ей ничего не нужно от Гурина. Ничего, кроме его самого, его любви, его чувств, его тепла. Это никак не связано с тем, что он — человек, который, кажется, может все. Его связи, положение в обществе, доходы ее не касаются и не волнуют… Здесь Мара остановила течение мыслей. Так ли она искренна, утверждая это?

Не давая сомнениям возможности укрепиться, Мара отбросила лишние мысли. Она не будет думать о том, что имя Гурина многим внушает благоговейное уважение, желание принадлежать к кругу его знакомых, друзей. Она не станет сопоставлять его возможности и доходы. Это не имеет к ее чувству никакого отношения. Она его любит — любовь не спрашивает, кто избранник. Просто он становится центром вселенной, занимает все помыслы. Маре нравилось это состояние. Если не брать во внимание книжные истории, она испытывала его впервые. Реально она в первый раз ощущала это учащенное биение сердца, желание быть с любимым каждую минуту. Она впервые хотела быть с мужчиной не потому, что это было нужно, а потому что не могла устоять перед зовом сердца. Она желала Гурина телом и душой. Мара мечтала поскорее услышать ответное признание и пережить минуты близости, которые наверняка подарят ей совершенно новые ощущения. Сколько нужно ждать? Она понимала, что ее положение в доме весьма своеобразно и вряд ли стоит предпринимать решительные шаги, пока здесь Геннадий. Но он наверняка не задержится дома. Его ждет своя жизнь. А вот когда он уедет, тогда она и начнет снова проверять Эрнеста Павловича «на прочность». Она сделает так, чтобы он забыл доводы рассудка, которыми отгородился от нее, как высоким непробиваемым забором. Она сможет убедить его следовать голосу сердца. Гурин не может быть к ней настолько равнодушен. Иначе она бы просто не находилась сейчас в этом доме. Но она здесь, а значит, есть надежда. Немного подождать? Она готова. В ее жизни последнее время все и так мчится настолько стремительно, что только успевай привыкать к переменам. А ждать и надеяться она не разучилась. Мара улыбнулась, поднимая бокал в ответ на очередной тост. В подтверждение правильности ее мыслей это был тост в ее честь.

* * *