С.нежное сердце. Книга вторая

…Пока разделся, умылся, сделал какие-то уже и не упомнить какие дела и наконец на кухне с чаем уселся, минул ещё час. Начало двенадцатого… Глядя в густую чернь кружки и думая, что всё ещё мог бы метаться по холодным ночным улицам, но уже дома и знает, что дочь в тепле и безопасности, Роман нет-нет, да невольно улыбался. Эта улыбка сразу меркла, стоило капитану помыслить, о чём он будет с ней говорить.

Ну вот что ей сказать?.. Отнекиваться-то бесполезно, да и не хочется. Насте вообще не хочется врать: противно это до невозможности.

Рассуждения прервал тихий, но в царящей тишине как звон колокола громкий звук – смазанный полу-скрип петель. Роман выпрямился; неожиданно для самого себя он напрягся, что кружка в пальцах чуть не треснула: он ждал этого звука, желал его – однако что он сейчас увидит?.. Ни узрит ли, как дочь собрала вещи, как вновь обувается и хлопает на этот раз уже входной дверью?.. Жутко захотелось вскочить, выбежать в коридор, проверить! Еле-еле сдержался – не из силы воли, а из страха, что если это не так, то такой поступок только навредит, заставит, быть может, Настю задуматься именно об этом пути ещё один лишний раз…

Из коридора докатились еле слышные шаги, будто кто-то ходит не по полу, а по вате. Замерев, даже почти не моргая Роман перестал дышать. Слух и взгляд обострились, а обжёгшиеся о горячую керамику пальцы наконец выпустили её и, давя раздражение, сжались в кулак.

Спустя несколько мучительно тлеющих секунд мимо кухни прошла Настя. Уже без куртки, но во всё ещё не сменянных белой рубашке и джинсовом комбинезоне. Щёки нарумяненные, будто только с мороза, покрасневшие веки опухли. На отца и не взглянув она зашла в ванную и сразу заперлась. Через мгновение послышалось громкое, с бурными всплесками журчание.

Чуть расслабившись капитан тихо-тихо вздохнул; помедлив он позволил себе сделать обжигающий глоток бодрости. Всё это выглядело, как отсрочка: пока дочь шумела водой он чувствовал облегчение, словно приговорённый, казнь которого отложили, но когда журчание оборвалось, сердце вновь тревожно съёжилось…

Посвежевшая и преобразившаяся, Настя переступила порог ванной. Скомканное и измятое, полотенце в тонких руках окончательно свалялось; брошенное нарочито небрежно оно повисло на дверной вешалке. Хоть уже и с чистеньким, но неожиданно не румяным, а будто обескровленным лицом дочь медленно, печатая мягкой стопой шаг прошла на кухню. Миновав отца она подступила к плите, остановилась… и наконец повернулась. В привычном жесте её кисти взлетели и скрестились на груди.

Разглядывая серьёзное, не терпящее и намёка на легкомыслие выражение своего ребёнка, особенно её полный металла взгляд, Роман нечаянно припомнил, как сидел на этом же самом месте, а перед ним вот так же спиной к плите стояла и смотрела на него Даша…

Столько уже с тех пор произошло… Кажется это было давно, хотя на самом деле почти вчера…

Чуть склонив голову Настя скрестила локти туже и надулась, точно фуга. Губы то выгибаются угрюмой дугой, то сжимаются злой линией… а то и скривляются в еле сдерживаемом гневе. Глаза то округляются, то прищуриваются, и вообще вся её мимика – это неумелая попытка то ли выразить негодование без слов, то ли его скрыть. Решив, что уж лучше будет терпеливым, нежели болтливым, Роман смиренно водрузил ладони одна на другую и глядел на дочь, как на единственное, что ещё осталось в мире.

Может устав молчать, а может и заранее родителя помариновать спланировав Настя наконец завертела головой и голосом, сплетённым из непонимания и обиды, проронила:

– Как же ты мог, папа?.. Как же ты посмел?.. – И тут же округлив глаза, точно ей грубо возразили, со злостью стала хлестать как кнутом: – Какой же ты, оказывается, притворщик… Да ты обманщик! Лицемер! У тебя нет совести!

Кидая фразу за фразой дочь распаляла саму себя. Широко разевая рот и напрягая горло она утратила всё очарование, как теряет его в буйстве любой, кто не просто поддаётся злости, но приветствует её. Слушая и изредка отводя взор Роман снова счёл за лучшее помалкивать.

Выпучив глаза Настя стала тыкать указательным и с каждым тычком из неё вырывалось новое осуждение:

– А я давно подозревала, что что-то не так! Я давно-о видела! Я заметила, что между вами что-то есть; между тобой и этой… – её губы скривились особенно гневно, – лгуньей!

Воцарилась пауза. Опустив взор на лежащие на столешнице ладони Роман приглушённо вздохнул. Его беспокоила мысль, что такой скандал соседи услышат и что-то для себя нехорошее подумают… но высказываться он не стал. Пускай. На других плевать, а вот дочь лишний раз лучше не дразнить.

То ли устала кричать, то ли над чем-то задумалась, но Настя тон поменяла. Дождавшись, когда отец снова поднимет глаза, с ярко выраженным недоумением в голосе и прищуром во взоре она спросила:

– Да как же это вышло-то, а?.. Как же это вообще случилось?..