С.нежное сердце. Книга вторая

Обычно пустая дорога радует, но сейчас это напрягло: свободный от постоянного слежения Роман крутил руль и против желания снова погружался в мрачные мысли.

Дочь теперь обо всём знает, как же это некстати… Некстати?.. Да это разгром, катастрофа! Что же теперь будет?!

Нужный дом вынырнул из темноты, как из черноты океана айсберг. Обрадованный возможностью отвлечься капитан Птачек торопливо погасил фары, сбавил скорость и въехал в нужный двор, как на салазках – тихо, почти плывуче. Специально остановившись в темени, подальше от первого подъезда он поднял взгляд: если квартиры идут по часовой, то двадцать девятая – она слева, с окнами как раз во двор. Должно быть вон они – горят…

Заглушив мотор усталый следователь до треска выпрямил спину, похрустел пальцами и энергично покрутил шеей, разминаясь как перед поединком, хотя ведь просто предстоит несколько долгих, нудных, холодных и голодных часов ждать – а вдруг случится НЕЧТО?.. Но он будет ждать.

…Как обычно и бывает энтузиазм, сколько бы его ни было, испарился за пять минут. Слушая своё дыхание Роман наблюдал, как выдохи превращаются в пар. Спрятав руки в карманы а нос за воротник он постарался не думать, что зябко, что от холодного сиденья тянет в туалет, что последний раз он ел часов восемь назад и с тех пор сделал только пару глотков чая. Он наблюдал: за улицей, за домом, за окнами Галины.

Мозг, наверное, не терпит пустоты, так как прогнав одни мысли капитан невольно дал ход другим: про очень возможное скорое увольнение, да не просто, а с позорной припиской; про раскрытие его тайной, однозначно преступной связи с малолетней, что неизменно означает тюрьму… Можно сколь угодно искать оправдания, мол, раньше девушки выходили замуж и более молодыми, а уж в пятнадцать-то и по двое-трое детей имели… Ерунда, никому это не будет интересно! И он знал, знал, на что идёт! Он просто поддался похоти, поплёлся на поводу у сердца! Он безнадёжный идиот!

Гадство! Скотство! Жизнь летит под откос!

В очередной раз мазнув по дому взглядом Роман продолжил было самобичевание… но вдруг замер. Быстро вернув взор он понял, что окна Галины темны. Но они не просто погасли… они потухли разом во всех комнатах – именно в ту секунду, когда он на них посмотрел. Или показалось?.. Вот и ещё один повод упрекнуть себя: вместо внимательной слежки он занимается рефлексией…

Скрежеща зубами Птачек пригляделся к дому в целом – в первом подъезде ещё остались неспящие: за шторами мерцает свет, мелькнёт где-то человеческая фигура… Значит это не общее отключение, разве что в отдельно взятой квартире… Но кто-же вырубает свет через счётчик, гася всё разом?..

Сердце забилось гулче, дыхание участилось. В потихоньку нарастающем волнении сглотнув Роман ещё раз пригляделся к словно умершим окнам начальницы театрального отдела кадров.

Что же делать?.. Может сходить проверить?..

И пока голова думала, левая ладонь, уже приняв решение, легла на ручку двери…

Интерлюдия

Часы отметили начало первого. На улице темень, холод и почти полная тишина; лишь изредка то одинокий лай, то бурчание проезжающей где-то легковушки тревожат болото беззвучия. Ветер сдувает снежную пудру с фонарей и если не прятаться за стеклом, услышишь, как он тихонько завывает, будто подпевая бездомному псу. Многоэтажка на Ленинградской шестьдесят восемь смотрится в темноте как уединённый океанский лайнер: высокая неровная махина, чей образ угадывается лишь примерно, в чьём теле, словно звёзды в черноте космоса, светят редкие точки.

Сегодня особенный день – день следующего шага. Да, за последнее время ОН уже устал, уже явно подвымотался… да и целых две вылазки за неделю – это уже отъявленное сумасбродство, которое скорее рано чем поздно кончится для слишком самоуверенного плохо. И всё же… лучшего дня, чем сегодня, не найти. Да и нож в чехле заждался – не разочаровывать же?..

Как не единожды прежде, сегодня ОН приехал к дому Голодняк вновь, однако этот раз станет последним. Крутя руль новой, неделю назад арендованной машины он миновал первый подъезд, углубился во двор и припарковался в самом глухом уголке, который только отыскал – лишь бы виднелись окна восьмого этажа. Поставив на ручник и достав из рюкзака термос он стал ждать…

Это было в конце девятого и с тех пор кофе уже ополовинилось. Время от времени вскидывая бинокль он разглядывал всё светящиеся и светящиеся, никак не желающие тухнуть квадраты и во всё больше и больше нарастающем раздражении сжимал губы. Суету в себе он давил беспощадно, упорно настраивался выждать до конца и провести дело по чётко спланированной линии… Однако эти чёртовы окна всё не гаснут и не гаснут и это досаждает жутко – это УЖЕ не по задумке! Ожидание, конечно, половина дела, однако всё выходит как-то совсем уж паршиво: по обычному графику семья Голодняк ложится не позже одиннадцати, а в двенадцать уже дрыхнет без задних ног… Но свет в окнах горит и горит! Чего они – отмечают там что-то что ли?!