– Остановись! – Наплевав на боль Птачек яростно обрушил на столешницу следующий удар; кружка с чаем не выдержала и опрокинулась, заливая кипятком столешницу. – Завязывай! Я знаю, что виноват, но мне уже осточертело это слушать! Я! – Новый удар, прямо по кипятку. – Больше ни в чём! – Ещё одни забрызгивающий кухню «бах»! – Не собираюсь оправдываться!
Несколько чёрных капель попали на белую дочкину рубашку и, немного повисев, впитались. Ничего этого Настя будто и не заметила; с желчью во взоре и злобно перекошенными губами она продолжила расстёгиваться. Одна пуговка запуталась, молодые пальцы на ней застряли… подёргали… Продолжая держать отца ненавидящим взором дочь вдруг схватилась за полы и с силой рванула – пуговицы брызнули по кухне, как до того капли! Порванная рубашка сдалась и вот явила взору освободившуюся незагорелую грудь.
– Ну что,
Романа захватило ТАКОЕ возмущение, что ещё чуть – и звони в скорую. Его губы задрожали и даже голова затряслась, как при тяжелейшем треморе! Оскалившись как страшный зверь он еле-еле подавил порыв дочь схватить, заломить через колено и выпороть, чтоб навсегда запомнила! Крик вырвался из его глотки, будто из самой души:
– Довольно! Я больше не желаю в этом участвовать! – Немного отдышавшись и взглянув на свою кровь уже чуть более осмысленно… и брезгливо, Роман добавил со всей жёсткостью: – И я не намерен терпеть такое поведение ни от кого… тем более от тебя! Я ухожу!
Резко презрительно отвернувшись он обошёл стол с дальней стороны и более дочь не замечая направился к себе. Упрямо делая шаг за шагом он слышал истошное:
– Давай! Уходи! Убегай! – Настя вопит, вот-вот онемеет. – Проваливай к своей гадине Дашеньке! Пусть она тебя приютит, эта змея!
Она кричала ещё, надрывалась, орала. Железно решив внимания не обращать Роман спешно оделся, проверил, всё ли захватил, и хлопнул входной дверью. И только полотно закрылось – тут же в него впечаталась, расшибаясь на куски, его любимая кружка!
– Ненавижу! – Осев на корточки Настя стала тереть мокрые, краснющие, щиплющие от соли глаза. – Как же я тебя ненавижу!..
***
От оров голова разболелась, хоть таблетки глотай. Слетев по лестнице кречетом капитан распахнул парадную почти в одно движение, а если бы та застопорилась – он бы и вынес её, не постеснялся! От злобы зубы стискиваются, почти трескаются, а пальцы того и гляди закровоточат – так сильно сжимаются в кулаки! Добравшись до машины Птачек ляпнулся на водительское, захлопнул дверь и не думая, машинально разбудил двигатель. Старенький «форд» тихонько забурчал.
На часах двенадцать с хвостиком, а на улице темень, точно ты ослеп. Холодный ветер качает деревья, сдувает с веток снежинки. Воют собаки невдалеке…
Как после изнурительнейшего боя Роман опустил голову и закрыл глаза. Всё ещё успокаиваясь несколько минут он старательно ни о чём не думал, однако потом это получаться перестало: полезли мысли о сбывшемся…
Всё-таки это произошло, всё-таки случилось: о его связи с Дашей стало известно… Да не кому-нибудь, а дочери!
В сердцах Роман вскинулся! Губы исказил яростный оскал, а кулаки бахнули по рулю!
– Чёрт!
Нечто выскользнуло из кармана и слетело под ноги. Попервой не обратив внимания Роман уронил лоб на баранку и несколько долгих мгновений лежал, тупо глядя вниз. И вот белое примелькалось, заставило заинтересоваться… Подняв бумажку капитан развернул её; заинтригованный взгляд непонимающе побежал по писанной явно спешившей рукой тарабарщине… А-а-а!
«Голодняк Галина Степановна. Раб-т нач-цей отд. ка-ов, пр-т: Ленинг-я 68. 1 п-д, 8 эт. кв. 29. Жив-т с муж. и 2-я сын-и. Им-т…»
Ленинградская… Это где-то неподалёку от Центральной Площади – по большому счёту близко…
Отлепившись от штурвала Птачек сел удобнее. Ещё раз, медленнее и внимательнее пробежавшись по листку взором, он спрятал тот обратно и, погрузившись в себя, по привычке закусил большой палец.
Домой сегодня он не вернётся точно – так не лучше ль заняться полезным? Ведь даже Валеру сегодня, как хотел, не поймал! И вообще: в последнее время всё у него… через пень-колоду… Да, лучше отправиться к Галине – авось там чего и приключится. Терять-то всё равно нечего.
Стоило этой мысли логически подытожиться, как Роман обнаружил, что уже давно слышит тарахтение. Ну конечно – он же разбудил двигатель, как только сел за руль, просто автоматом сделал это… Сколько тогда машина уже прогревается – минут пять? А тогда поезжать и сам бог велел!
Задрав голову капитан посмотрел в окна собственной квартиры – горят ровно; никто из-за стекла не выглядывает, шторы не тревожит… Отвернувшись и то ли раздражённо, то ли обиженно вздохнув, Птачек вдавил газ…
…Уже почти половина первого. Ночной Тольятти нелюдим и будто даже неприветлив. Одинокие фонари роняют свет на пустые дороги, лишь извечная, кажется, уже всю жизнь правящая здесь вьюга гоняет снежную крошку, наметает. Природа воюет с цивилизацией.