С палаткой по Африке

Ночью мы развешивали на ветру мешки с водой, чтобы иметь «холодный» фильтр, когда, задолго до рассвета, примемся за работу. Палатку или какую-нибудь хижину можно было затемнить. Но против климата мы оставались бессильны. Даже когда мы работали совсем голые, наше «прохладное» помещение напоминало парилку. Зато как поднималось наше настроение, когда при проявлении перед нами появлялась антилопа, мирно пасущаяся, стройная, сильная и такая неописуемо прекрасная, какими создает свои творения лишь природа. А потом на пластинке вырастал толстокожий исполин с поднятым хоботом, учуявший нечто необычное. Или же перед нашим взором возникали люди, поглощенные религиозным танцем, а то и просто тропическим пейзаж во всей его величавой красоте…

Часто случалось, однако, что едва лишь на пластинке появлялось изображение, как светочувствительный слой начинал пузыриться. Несмотря на все усилия, вода оказывалась недостаточно прохладной, квасцы, даже если мы располагали ими в достаточном количестве, не в состоянии были закрепить этот слой. И снова все труды и старания пропадали даром.

Уже в 1908 году я пришел к выводу, что одного энтузиазма недостаточно. Чтобы преодолеть все непредвиденные препятствия, необходимо тщательно изучить технические и химические особенности фотографирования и киносъемки в тропических условиях.

* * *

Человек с ящиком, приветствовавший нас при вступлении в Морогоро, оказался немецким пионером кинематографии Шуманом. Первая его экспедиция закончилась полным крахом. Он, однако, не пал духом и незадолго до первой мировой войны привез из Африки фильм «Что дали мне дебри?», с восторгом встреченный в охотничьих и спортивных кругах.

Как известно читателю, меня привели в Либерию другие чаяния. Когда незадолго до наступления XX века я впервые ступил на землю африканского материка, эпоха великих открытий была уже завершена. Из охотника на крупную дичь я превратился в исследователя; на родине я убедился, с каким живым интересом относятся представители всех слоев населения к своеобразному животному миру и нравам африканцев, близких к природе.

Но я знал также, что с каждым годом усиливается проникновение европейцев в Африку и колониальная эксплуатация этой богатой части света, что недалеко уже то время, когда только в недоступных глубинных районах можно будет наблюдать жизнь коренного населения в первобытном состоянии.

Было время, когда львы настигали спасавшихся бегством антилоп у самого подножия Столовой горы. До массового истребления крупной дичи европейцами белые носороги водились во всей Южной Африке. Это подсказывало мне, что, чем быстрее пойдет разработка природных богатств материка, тем меньше времени останется у исследователя, поставившего перед собой задачу: открыть неведомую Африку при помощи кинокамеры, предоставить своим современникам возможность собственными глазами увидеть африканские условия жизни и познакомить с ними потомство.

Необходимо было преодолеть технические и климатические трудности и запечатлеть на пленке людей и зверей Африки в их природной среде. Я не хотел опоздать еще раз.

* * *

Осенью 1912 года я снова сошел на берег Либерии. Эту страну я выбрал потому, что во время экспедиций за карликовым бегемотом встретил там полную поддержку со стороны властей и сделал ряд этнографических наблюдений, которые мне теперь хотелось отобразить в фильме. Меня не интересовали сенсационные картины типа американских боевиков о диком Западе, в которых публике преподносится такая «действительность», какую можно увидеть только во сне. В то же время мне представлялось, что па первых порах я должен отказаться от съемки животных.

Меня сопровождали молодой художник Кай X. Небель и гамбургский кинооператор Георг Бюрли (их обоих уже нет в живых). Мы взяли с собой самое лучшее оборудование. Зная о всех трудностях съемки и проявления пленки, я не нашел времени, для того чтобы овладеть необходимыми техническими навыками. Небель и я целиком зависели от Бюрли.

Довольно скоро я решил перенести сферу наших операций из Либерии дальше на восток — в Того. Правда, к тому времени я уже не был так самоуверен, как при высадке в Монровии, ибо в девственных лесах Либерии приобрел весьма печальный опыт.

Материалы, видимо, не выдерживали тропической жары. Несколько негативов оказались испорченными еще до проявления, но куда больше огорчений доставил сам процесс проявления пленки. Температура с трудом охлажденной воды быстро поднималась, причем верхний слой нагревался быстрее, чем нижний. Грубо говоря, сверху все было запроявлено, а снизу — недопроявлено.

Все наши усилия добиться иных результатов были безуспешны. Пришлось ограничиться пробным проявлением нескольких кусков негативной пленки в обыкновенной ванне, а непроявленные негативы отправить в Европу.