Сад (переработанное)

— В неурочное время дождиком-то обмылся, а теперь его дрожь проняла. Вон какой белесоватый! — кивала головой Фекла. — На рожке стоит — добра не жди: снегу не даст. В гололедицу все закует.

Трофим Тимофеевич предупредил бригаду, чтобы утром все пришли в сад — укрывать стланцы сосновыми ветками.

На рассвете, как бы для того, чтобы скрыть размах ночных проделок мороза, сгустился студеный туман и не позволял разглядеть обледеневшую землю далее, чем на два шага. Люди шли по улице, передвигая ноги, словно по катку.

За кормом для скота двинулись тракторы. Лед под гусеницами дробился, как стекло; тяжко скрежетала сталь.

В саду всюду пощелкивало — от стволов и веток яблонь отскакивали ледяные корки. Женщины укрывали стланцы сосновыми ветками.

В морозном тумане, словно надтреснувший колокол, дребезжал простуженный голос Феклы:

— Никудышная затея! Почки-то сгинут. На будущее лето, бабоньки, урожая в саду ждать нечего, — трудодень деньгами совсем не порадует. Придется из своих огородов выручаться, на огурчиках да на помидорчиках…

А к Трофиму Тимофеевичу она подошла — заботливая из заботливых:

— У новых яблонек дозволь стволики обвернуть. Все им будет потеплее.

— Не надо, — ворчал садовод. — Пусть босыми зимуют. Это им — проверка.

— Я к тому советовала, чтобы уберечь… А стланцы лучше бы соломкой принакрыть.

— Мышей плодить? Чтобы все погрызли? Снег падет — согреет.

Но проходили дни и недели, а над остекленевшей от гололеда, исхлестанной трещинами землей висело пустое небо. Трофим Тимофеевич, заранее зная, что часть деревьев погибнет, стал исподволь готовить к этому Забалуева:

— Запишите в годовой план весенние посадки.

— Боишься, что яблони пропадут? Победитель климата! Покоритель Сибири! А считал себя Ермаком Тимофеевичем!..

— Ну, это ты через край хватил. И не своим голосом поешь. Однако Чеснокова наслушался?

— Я сам тебя знаю как облупленного.

К старой неприязни в сердце Сергея Макаровича теперь примешивалась досада. Он всем говорил, что Бесшапочный, заносчивый старик, бородатый леший, не захотел породниться с ним и, как бывало при старом режиме, запретил дочери выходить замуж за Семена, обоим искалечил жизнь. Без любви парень женился на Лизе, с горя дом бросил. И Верка сохнет. Готова в прорубь головой… А наедине с Матреной Анисимовной он погоревал:

— Промахнулись мы. Надо было сразу их окрутить, свадьбу сыграть.

— Не говори, Макарыч, — успокаивала жена. — Слава богу — миновала беда… Лиза послушная, карактером мягкая, Семе ни в чем не перечит, — дружно будут жить.

— В том и несчастье, что она «не перечит». А Верка удержала бы обормота дома, приучила бы к простой работе.

— Дохлую корову завсегда хвалят: к молоку была самая хорошая! Не ты ли Верку-то ругал?

— Ишь припомнила! Не додумал я раньше. А ты не поправила меня.

Дорогин всякий раз видел в глазах председателя злой упрек: «Побрезговал мной! А теперь идешь с разными докуками…» Но, несмотря ни на что, старик заговаривал о. делах все чаще и чаще:

— Весной будем еще расширять сад. Мне в министерстве советовали.

— Ишь ты! В министерстве! Им легко советы давать. Междурядья-то не они обрабатывают. А ты небось запросишь добавки людей в бригаду. Я тебя знаю. Ты — репей, да еще с колючками!

— В министерстве сказали — выпустят пропашные тракторы…

— А за работу тракторов чем рассчитываться? Хлебом или деньгами?

Вот об этом Дорогин в Москве не осведомился. В голову не пришло.

— С министерством советуешься, а самое главное не учитываешь, — продолжал упрекать Забалуев. — Не грех бы спервоначала со мной все обговорить.

— Саженцы свои. Покупать не надо.

— А мы их все в рубли оборотим!

— Я не дам продавать! — уперся Дорогин. — Ставь на собрание!

— И поставлю! Ты думаешь, по-твоему будет? Нет!

Но про себя Забалуев уже решил: «Черт с ним! Его, косматого лешака, не переспоришь!..»

6

Пользуясь долгими зимними вечерами, Дорогины наконец-то принялись за работу над книгой.

— Надо эпиграф подобрать, — сказала Вера. — Поищем у Мичурина. Где-то у него сказано, что каждый колхозник должен быть опытником.

— Есть такие слова. Но мы их цитатой запишем. А для эпиграфа… для зачина…

Трофим Тимофеевич распахнул одну из старых папок и долго перебирал желтые от времени газетные вырезки.

— Вот это, однако, больше подойдет. Погляди.

Вера взглянула — статья М. Горького «О борьбе с природой». Сбоку — черта красным карандашом. Прочла отмеченные строки:

«Земля должна быть достойна человека, и для того, чтобы она была вполне достойна его, человек должен устраивать землю так же заботливо, как он привык устраивать свое жилище, свой дом».

— Ой, замечательно!.. Было время, когда человек только брал от земли дары и ничем не отдаривал. Как хищник. А теперь заботится о ней, как хозяин. Чтоб и красивая и добрая была. Выходит, плодородие-то сродни красоте.

— Сродни, — подтвердил отец и взял папку с письмами садоводов за несколько десятилетий.