Сад (переработанное)

— Озорная девчонка!.. И слова-то подобрала, как га

4

Расталкивая носильщиков, Вера первой ворвалась в вагон, в котором приехал отец. Она несла ему шубу. Но он, готовый к выходу, уже стоял в коридоре. И почему-то в шляпе! В новенькой, велюровой, мышиного цвета. Тень от широких полей темнила его глаза.

И смотрел он на родную дочь, как на незнакомую, даже посторонился.

— Папа! — Вера, уронив шубу на чемодан, обняла его. — Здравствуй!..

— А я немножко того… задумался. Встретит ли кто- нибудь?..

— Ну, как же не встретить. Мы заждались… — Звонкий голос Веры вдруг осекся. — Кузьминична и я…

Ей хотелось говорить и говорить, сразу выложить все, но по коридору уже протискивались носильщики, двинулись беспокойные пассажиры, и отец склонился над чемоданом.

— Я возьму. — Вера подхватила чемодан. — А ты неси одежду. — У нас уже зима. Шуба в дороге пригодится.

Странно было видеть отца в шляпе. Что заставило его отказаться от своей привычки? Уж не болит ли у него голова?

— В Мичуринске купил. Осень там дождливая была, — объяснил старик.

Он шел без тросточки, ровным шагом, ноги ставил хотя сразу на всю ступню, но уже уверенно и твердо. Подлечили его славно. Вон на щеках посвежела кожа, поразгладились мелкие морщинки, а глубокие стали не такими заметными, как раньше, даже голос вернул себе былую ясность и звучность.

Домой ехали в санях. Конем правила Вера. Отец снял шляпу, будто она давила ему голову; сидел в передке на душистом сене и все еще присматривался к ее лицу. Наверно, исхудала она так, что на себя не походит. Все говорят: «высохла», «остались глаза да нос». Она и сама чувствует худобу — юбки приходится ушивать чуть не каждый день…

Спохватившись, старик поздравил ее со вступлением в партию.

— Добро! Добро! — говорил он.

Вера рассказывала об уборке урожая, о деревенских новостях. Говорят, что луговатцы начинают строить плотину у Бабьего камешка. А Гляден по-прежнему в темноте. Столбов на линии не прибавилось. Даже стало меньше — старые подгнили и попадали. Забалуев ходит хмурый. Не от этого, конечно. От семейных неурядиц… Всем рассказывает: «Лучше уж одним, без сына, жить». А успокоиться не может…

Трофим Тимофеевич понял все и про себя с удовлетворением отметил:

«Время пошло Веруньке на пользу».

Дочь заговорила о тех гибридах, что принесли первый урожай. Когда упомянула о яблоньке, которую назвала именем брата, отец упрекнул за торопливость. Еще неизвестно, как деревце перенесет эту зиму, что началась злющими морозами.

Встречный ветер гнал поземку, трепал бороду, снег набивался в волосы.

— После теплого края как бы тебя не продуло, — беспокоилась Вера. — Надел бы шляпу-то.

Отец уступил ей.

— Ой, я забыла сказать, — встрепенулась дочь, — тебе письмо. Из Курска.

— Да?! Что в нем?

— Не знаю… Но ты не волнуйся: что-нибудь хорошее. Я чувствую.

Но старик не мог успокоиться до самого дома. Там, не раздеваясь, прошел в свою комнату и взял со стола пакет. Под пальцами, ломаясь, захрустел сургуч.

В конверте был лист плотной бумаги. Глядя на него, отец чуть слышно проговорил:

— Не могу без очков… — и подал бумагу дочери.

Вера сначала прочла про себя, а затем — вслух:

— «…Скотный двор перенесен на другое место. Вокруг братской могилы посажены деревья. Седьмого ноября… закладка памятника. — У нее перехватило горло, и она перешла на тяжелый полушепот: — Прибудет гвардии генерал-майор, дивизия которого на том участке фронта опрокинула противника… Если вам позволит здоровье, приезжайте».

Кузьминична утирала глаза уголком платка.

Отец стоял неподвижно. Он думал сейчас уже не об Анатолии, а о старшем сыне. Тяжело, невыразимо тяжело, когда даже не знаешь, жив ли близкий, родной человек. Может, давно уже закрылись его глаза. Где?.. Какие ветры веют над холмиком земли… если дано ему право на этот скорбный холмик?..

Старик встряхнул головой.

Нет, нет. Сердце не смирится. Ждать и ждать весточки до последнего часа…

5

Ранняя зима насторожила Трофима Тимофеевича: она угрожала не столько морозами, сколько оттепелью.

Перелистав несколько тетрадей с записями погоды, садовод еще больше встревожился: каждый год бывали неожиданные температурные скачки. И чем раньше ложилась зима, тем разгульнее врывалась короткая ноябрьская оттепель, тесня — на какие-то часы — холод к северу.

«Яблони, случается, погибают у нас не от самих морозов, а от очень резких колебаний температуры: на коре появляются трещины и солнечные ожоги», — записано на одной из страниц.

Через два дня Дорогин отправился с бригадой в бор на заготовку сосновых веток. С восходом солнца из степи нахлынул теплый ветер, принес рыхлые, синие дождевые тучи. К вечеру снег растворился в воде. В сумерки, когда усталый ветер замер, свалившись в овраги, оголилось бледно-зеленое небо, похожее на лед, и над зубцами белых гор появился как бы насквозь промороженный остророгий месяц.