Больной дышал ровно и облегченно. Его большой, перерезанный двумя глубокими морщинами лоб слегка посветлел от испарины. Вера взяла платок и осторожно провела им по лбу. Васе сказала, что разбудит его на рассвете, и пошла стелить постель на старом диване, который стоял в ее комнате.
Он больше не возражал. Наоборот, ему было приятно выполнить ее желание.
Оставшись один в комнате Веры, Вася долго лежал с открытыми глазами; опасался, что как только заснет — сразу захрапит. Говорят, иногда он, сонный, даже принимается разговаривать, покрикивать на собаку или на зайца, вспугнутого в неурочное для охоты время. Ведь так можно испугать Веруньку, разбудить отца…
Интересно, что она сейчас вяжет? Кружева? Воротничок к платью?..
Жаль, что охота уже кончилась. Поискать бы для нее в полях огневку. А еще лучше — на воротник чернобурку! Хотя и редко, но попадаются такие лисицы. Охотники видели одну возле сада… Если походить подольше, то можно и отыскать. Где-нибудь мышкует на опушке лёса… Да вот она, вот! Совсем недалеко! И ветер встречный, и снежок валится с неба, и лыжи двигаются бесшумно — можно подойти на выстрел. Где-то был патрон с картечью, Ах, черт возьми, оставил дома!.. Надо крикнуть Трофиму Тимофеевичу, он где-то близко идет по лесу, — у него непременно должны быть патроны с картечью. Э-эй! Нет, кричать нельзя, — чернобурая и без того насторожилась… Вон метнулась в сторону, отбежала на сугроб, поднялась столбиком и насмешливо помахала лапкой… Хорошо! Чего же тут хорошего?
Но незнакомый голос обрадованно повторил: «Хорошо!» — и Вася вскочил с дивана. Огляделся. В комнате уже было светло. За дверью Верунька разговаривала с женщиной…
Быстро одевшись и пригладив волосы, Вася вышел в переднюю. Возле вешалки, где виднелось пальто с воротником из черного каракуля, стояла еще молодая, но уже беловолосая женщина в белом халате. Врач.
Вася многое слышал о ней.
— Вечером навещу больного, — пообещала она. — Пенициллин больше уже не нужен…
— Маргарита Львовна! Вот познакомьтесь… — сбивчиво заговорила Вера. — Наш… папин друг… Василий Бабкин.
— A-а, это вы и есть! Слышала, слышала… — оживилась женщина. — И очень рада, что вы опять здесь. В такие минуты нельзя без друзей. Одной Верочке было бы трудно возле больного…
Только после того, как они проводили врача, Вася разглядел неожиданную перемену в облике Веры. Ее светлые пышные косы были впервые еще неумело уложены вокруг головы, и девушка выглядела выше и стройнее, чем раньше.
Она взяла Васю за руку и сказала:
— Пойдем! Папа тебя ждет… — И тут же поправилась. — Обоих вместе…
Трофим Тимофеевич лежал на двух подушках, с приподнятой головой.
— Папа! Вот Вася…
— Узнаю… — заулыбался старик.
— Я хотела сказать — он собирается домой. Его там заждались.
— Ну что же… Дела, однако, поторапливают… А надолго ли?
Вера и Вася стояли, не замечая, что держат друг друга за руки. Трофим Тимофеевич, как бы заранее соглашаясь со всем, положил ладонь на их руки и негромко сказал:
— Садитесь.
Они взяли стулья и подсели к нему. Старик шевельнул головой:
— Вижу, расхворался я поперек всему…
— Болезнь ни о чем не спрашивает, — молвил Вася. — Дело такое…
Трофим Тимофеевич присмотрелся к косам дочери, уложенным вокруг головы, подумал и сказал решительно:
— Я скоро встану…
В сумерки по улице Луговатки промчался незнакомый гнедой конь, запряженный в легкий ходок с коробком из черемуховых прутьев, в котором сидели двое — парень в темно-синей кепке и девушка в светло-голубом платке с белыми крапинками.
Женщины, завидев чужого коня, заранее вставали в сторонку и с нескрываемым любопытством всматривались в седоков.
Парень здоровался с ними кивком головы, а сам новыми тесемными вожжами поторапливал коня, который и без того, широко кидая мохнатые ноги, летел вихрем. А девушка, чувствуя, что все встречные стараются разглядеть ее лицо, сидела с опущенной головой и изредка поправляла платок, словно боялась, что ветер сорвёт его и унесет прочь.
Провожая лукавыми глазами ходок, женщины подталкивали одна другую и посмеивались:
— Ой, батюшки!.. Катеринин Васька невесту мчит…
— В годах парень, пора и храбрости набраться!..
— Своими деревенскими брезговал, поглядим — какую отхватил?!
Всех озадачивал чужой конь.
— Не к добру это, бабоньки!..
— Выходит, соседская девка на нашем парне женится!
— Как, бабы, ни судите, а с его стороны бессовестно мать родную бросать….
Вере казалось, что у коня нет настоящей резвости, и время тянется лениво, и сумерки не хотят сгущаться. Скорей бы доехать да отвести несуразные смотрины. Как-то встретит будущая свекровь? Расставанье с сыном для нее — удар. Хорошо, если бы Васе после свадьбы удалось сговорить мать переехать вместе с ним… Вместе… Еще неизвестно, когда сам-то переедет. Ей понятно, что он не может бросить сад на кого попало. Вот если бы Капа вернулась домой…
Всюду зажигались огни, постукивали ворота, — хозяйки впускали во дворы коров, вернувшихся с выпаса.
Бабкин направил коня к дому с темными окнами. У ворот, подымая голову, мычала бурая корова с широко раскинутыми кривыми рогами.