Сад (переработанное)

Передав вожжи Вере, Вася выпрыгнул из коробка, прошел в калитку и, открыв ворота, впустил Буренку, потом ввел коня во двор. Сунув руку за наличник, достал ключ, и через секунду они уже были в кухне.

— Проходи в горницу, — сказал Вася, включая свет. — Чувствуй себя как дома…

Вера вошла, оглядела стены. Вот портрет Васиного отца в коричневой раме, по обе стороны — похвальные грамоты с многочисленных выставок садоводства. Вот групповые снимки: председатели колхозов, участники совещаний… Присмотревшись к одному из снимков, Вера спросила:

— Это в котором году мама снималась?.. Ты знаешь, на краевой конференции сторонников мира мы сидели рядом! Она-то меня, конечно, не запомнила: я для нее — незнакомая девчонка… Мама такую речь сказала, что в зале плакали. Честное слово! Я как будто сейчас слышу ее голос…

Вася взял руку Веры и крепко сжал: вот с такой же теплотой она вспоминала о своей матери.

— Надо сговорить маму переехать к нам, — сказала Вера.

— Не захочет расставаться со своим колхозом, с домом…

— А лучше бы она жила с нами.

— И говорить бесполезно. Я маму знаю…

Во дворе все громче и громче мычала Буренка. Вера взяла подойник и, надев фартук свекрови, пошла доить корову. Вася подумал — может, это и к лучшему, что мать задержалась на работе, и начал накрывать стол.

Б

В дверях показалась соседка, остроглазая женщина с тонкими губами, с которых, казалось, никогда не сходила ухмылка.

— Меня Савельевна просила корову запустить, подоить, — заговорила она, — а тут, гляжу, новая хозяюшка объявилась! Совет, вам да любовь, миленькие!

Бабкин не успел ни слова сказать в ответ, как вошла Татьяна Алексеевна и, манерно удивившись, что Савельевны все еще нет дома, заглянула в горницу:

— А ты один?

— Как видите.

— Ну, ну… Скрытничаешь! — игриво погрозила пальцем. — Уж меня-то, сосед, не проведешь!.. Когда свадьба?

— Не сговорились еще…

— Я тебе скажу… — Татьяна Алексеевна перешла на полушепот: — Не тяни. Хватит вам изводить друг друга.

— Да, мы… мы с Верой… — Василий так густо покраснел, что с его лица как бы исчезли синие пятна — следы пороховых ожогов. — После как-нибудь… Татьяна Алексеевна…

Чтобы еще кто-нибудь любопытный не забежал на огонек, Бабкин надел кепку и вслед за соседками вышел из дому.

Татьяна Алексеевна задержалась в сенях — ей хотелось узнать все.

— Зарегистрировались мы. В Глядене. Только помалкиваем, — сказал Василий вполголоса. — И вы пока никому не говорите. Маме хочется, чтобы сначала сваты поехали… Как раньше… Ну и пусть… А во время свадьбы мы ей сами скажем: так и так — не утерпели…

— Павлу-то я скажу: не удержусь. Ты уж не сердись. А больше — никому, — обещала соседка, заторопившаяся домой.

Отыскав Веру во дворе, Василий сказал, что отправляется в сельпо и вернется через несколько минут. Ей было неприятно оставаться одной, но она промолчала, поняв, что Вася спешит, пока не вернулась мать, что-то принести к ужину.

В коровьем закутке было уже темно. Вера не видела ни вымени Буренки, ни подойника; доила, прислушиваясь к всплескам струек молока. Корова смачно пережевывала жвачку. Вымя у нее было большое, умело раздоенное, молока много.

Все здесь нравилось Вере, как в своем родном доме, И чувство стесненности и робости, с которым она ехала сюда, исчезло.

Закончив дойку, она несла подойник, прикрытый полотенцем. В углу двора пофыркивал конь. Наверно, к перемене погоды. Где-то на высоком тополе попискивали скворчата. Шелестя жесткими крыльями, привязчиво кружилась летучая мышь. Вот-вот сядет на фартук, а еще хуже — на платок. Отмахиваясь от нее, Вера чуть было не разлила молоко. Она не слышала, как стукнула калитка; столкнувшись с женщиной, вздрогнула от неожиданности. И та тоже вздрогнула.

— Денисовна, это ты?

— Нет. Это… я, — вымолвила Вера.

В углу двора снова зафыркал конь, и Катерина Савельевна поняла, что приехал сын. Не один!

что это

— всплеснула она руками. — Думала, у меня тут соседка управляется…

Она взяла Веру за плечи и, приблизив к себе, заглянула в глаза, а потом поцеловала в губы.

— Здравствуй, доченька!.. Давно приехали?

Катерине Савельевне понравилось, что будущая сноха сразу принялась за хлопоты по хозяйству, и она потрепала ее по плечу:

— Проходи в дом…

Там, расставляя на столе молочную посуду, спросила о здоровье Трофима Тимофеевича. Вера, разливая молоко по кринкам, рассказала, что отец уже на ногах. Они разговаривали, не приглядываясь и не примериваясь одна к другой, — у обеих было такое ощущение на душе, что они толкуют не впервые, что если не все, то многое знают одна о другой.

Вошел Вася. В руках у него была бутылка вина. Остановившись посреди кухни, он не знал, куда ее девать, — поставить ли на стол, отдать ли матери, и что сказать при этом? А Катерина Савельевна, занятая с Верой хлопотами по хозяйству, не сразу заметила его.

Набравшись духу, Вася начал громко:

— Ну вот, мама… — Голос его вдруг осекся. — Это… ты понимаешь… моя Вера…

— Опоздал, парень, — добродушно улыбнулась мать. — Мы тут без тебя во всем разобрались.

— Вот и хорошо!